Джеймс Боллард - Зона ужаса
— Может быть.
— Чепуха, Джон. Бессознательное положение подобно болоту, в котором мы все глубже и глубже увязаем. Физиологически сон — не более чем синдром церебральной аноксемии. Так что нам не грозит потеря чего-либо ощутимого.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением в голосе сказал Морли. Его иногда удивляла агрессивность Нейла, казалось, что доктор считает сон врагом человека, каким-то затаенным пороком. — Мне кажется, что Ленг, Горрел и Авери становятся слишком замкнутыми. У них нет возможности использовать высвободившееся время, не то что восемь часов, а даже несколько минут. Вы бы сами выдержали такое? Может быть, сон и предназначен для того, чтобы поглощать лишнее время? Мы же не сможем постоянно находиться рядом с ними и развлекать их разными тестами. Поверьте мне, доктор, очень скоро они пресытятся жизнью!
— Вы ошибаетесь, Морли. — Нейлу надоело спорить с Морли и он встал и направился к двери. — В целом темп их жизни теперь ниже, чем у нас, к тому же их не касаются все эти стрессы и потрясения. Скоро мы будем казаться им депрессивными маньяками, до полудня шатающимися, как дервиши, а потом впадающими в ступор.
Нейл положил руку на выключатель.
— Встретимся в шесть часов. Они вышли из лекционного зала и вместе пошли по коридору.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Морли. Нейл засмеялся.
— А как вы думаете? — и, увидев, что его ассистент пожал плечами, ответил сам:
— Конечно, спать!
* * *Немного спустя после полуночи Авери и Горрел играли в спортзале в настольный теннис. Они были опытными игроками и поэтому перебрасывали маленький целлулоидный шарик с одной половины стола на другую без малейших усилий. Оба были в прекрасной форме, однако Авери слегка вспотел, отчасти из-за мощных ламп, свисающих с потолка и создающих иллюзию солнечного света, отчасти из-за внутренней напряженности. К тому же Авери был самым старшим в группе, и его длинная фигура заметно выделялась на фоне остальных. Авери играл сосредоточенно, не отвлекаясь на разговоры с Горрелом, прислушиваясь к биению сердца, ощущая работу мышц. Одним глазом он постоянно посматривал на часы, но игра нисколько не утомляла его.
Горрел, вечно веселый, крайне легкомысленный человек, тоже был чем-то взволнован. В паузах между ударами он бегло оглядывал зал: пустые стены, блестящий пол, яркие лампы на потолке. Иногда он бессознательно ощупывал маленький, незаметный шрам на затылке.
В центре зала возле граммофона находилась софа и несколько кресел. Там сидели, играя в шахматы, Ленг и Морли, отбывающий свое ночное дежурство. Ленг задумчиво склонился над доской. Короткие волосы придавали агрессивный вид его остроносому лицу, но сейчас он совершенно спокойно взирал на шахматные фигурки. Эта парочка регулярно играла в шахматы в течение четырех месяцев, начиная с прибытия Ленга в клинику, и обычно чувствовалось некоторое преимущество Морли. Но в этот день Ленг применил новый дебют, и уже через десять минут игры его фигуры прорвали оборону Морли. Ленг чувствовал необычайную ясность ума и сосредоточенность, хотя лишь этим утром он очнулся от гипнотического транса, в котором пребывал в течение трех недель.
За одной из стен находились комнаты обслуживающего персонала. Через плечо Ленг заметил в одном из наблюдательных окошек на двери лицо, внимательно его разглядывающее. За ними постоянно присматривала группа медперсонала, готовая в любую минуту прийти на помощь. (Заднюю дверь, ведущую в маленький дворик с тремя коттеджами, постоянно держали запертой.) Спустя несколько мгновений лицо исчезло. Ленг машинально улыбнулся, глядя на опустевшее окошко. Его вера в способности Нейла была абсолютной, и он полностью верил в успех эксперимента. Доктор сумел уверить его, что его физическое состояние скоро придет к норме, а мозг получит новые, неограниченные способности.
— Запомни, Роберт, — постоянно повторял ему Нейл, — мозг сам по себе никогда не устает.
Ожидая хода соперника, Ленг посмотрел на часы, укрепленные на стене. Двенадцать двадцать. Морли широко зевнул. Он выглядел уставшим и вялым. Ленг подумал, как примитивно по сравнению с ними выглядят люди, которые уделяют часть дня сну. Тут же он осознал, что даже Нейл в этот момент спит. Вид Нейла, спящего в своей постели двумя этажами выше, развеселил Ленга.
Смех вывел Морли из оцепенения.
— Извините, я задремал. Что случилось?
— Ничего, ничего, — успокоил соперника Ленг, стараясь сдержать рвущийся наружу смех. — Я просто осознал, что все еще бодрствую.
Морли улыбнулся.
— Мы запишем это как одно из лучших высказываний недели.
Он передвинул ладью и стал наблюдать за парой, играющей в настольный теннис. В этот момент Горрел резко закрутил мяч, и Авери пришлось совершить невероятный рывок, чтобы отразить удар.
— Они, кажется, о'кей. А как насчет вас?
— Я в наилучшей форме, — ответил Ленг и быстро сделал ход.
Обычно их поединок завершался лишь в эндшпиле, но в этот раз Морли осознал свой проигрыш уже к двенадцатому ходу.
— Неплохо, — сказал он. — Еще одну.
— Нет. Игра утомляет меня. По-моему, это какое-то отклонение.
— Не волнуйтесь. Когда вы окончательно встанете на ноги, все это исчезнет.
Ленг встал, прошел в кабинет и взял одну из пластинок из коллекции. Поставив Бранденбургский концерт, он чуть убавил звук и сел на софу, прислушиваясь к высоким, торжественным звукам. В голове у Морли мелькнула мысль о чрезвычайно быстром умственном развитии всех участников эксперимента.
Следующие несколько часов прошли очень быстро. В час тридцать они совершили небольшую прогулку в хирургический корпус. Морли и один из хирургов измеряли кровяное давление и проверяли условные рефлексы. Одевшись, они спустились перекусить в пустой кафетерий и, усевшись за столики, стали спорить, как назвать новое время еды. Авери предложил “мидфуд”, Морли — “манч”. Затем несколько часов они провели за просмотром фильмов о своем трехнедельном гипнотическом трансе.
Программа закончилась, и они спустились в зал лишь тогда, когда начало светать. После бессонной ночи они по-прежнему чувствовали себя бодрыми и веселыми. Горрел постоянно подшучивал над Ленгом по поводу его гипнотической прогулки.
— Глаза пылают, рот распахнут. — Ленг попытался отвернуться от Горрела, но тот продолжал:
— Да посмотри на себя, ты и сейчас все такой же. Поверь мне, ты еще не проснулся, ты все еще под гипнозом. — Он повернулся к Морли. — Правда, доктор?
Морли с трудом подавил зевок.
— Во всяком случае я — это точно. — Ему казалось, что это он, а вовсе не трое мужчин, идущие перед ним по коридору, провел три недели без сна.
