Василий Гигевич - Марсианское путешествие
Во всяком случае для меня.
И эта работа закончилась в тот день, когда я понял, что участвую в хитрой игре, придуманной ради того, чтобы околпачивать обычных читателей. Как сейчас помню, это открылось после того дня, когда закончил писать репортаж об очередной квартирной краже с убийством. Помню, я поставил под материалом свою подпись и вдруг подумал: а зачем вся эта писанина?
Да, в нашем обществе совершаются преступления. Но коль они есть, то при чем здесь я, журналист, при чем здесь газета и миллионные читатели?.. Почему с этими преступлениями не борются те службы, которым положено бороться?
Разорвав на клочки репортаж, я стал думать о том, о чем раньше и не задумывался.
Что есть наша газета?..
Я впервые понял, что газета — тот фиговый листок свободы, которым богатые боссы прикрывают свою бездеятельность, бездуховность, леность — все свои грехи. Пускай простой человек и читатель довольствуется очередной информацией о том, как полиция поймала жулика, пускай довольствуется. Тем самым он, читатель, поверит в порядочность и справедливость и никогда не подумает о том, что тот вор — жертва еще более крупного мошенника, который ворочает судьбами тысяч и миллионов людей…
Ах, как это ловко делалось с моей помощью!..
Когда я понял, что своей работой ничего не могу изменить, мне стало скучно. От такой работы я сильно устал. В свои двадцать пять лет я чувствовал себя старым и наработавшимся человеком, которому все давно надоело и которого ничего не радует.
Как раз в это время я заинтересовался Искусственным Разумом, или — искусственным интеллектом, как говорили многие. Обо всем дальнейшем — как попал на первую международную конференцию по проблемам Искусственного Разума, как брал интервью у Миллера, — об этом, думаю, писать не стоит. Единственное, что могу повторить: как у многих колонистов, у меня было страстное желание оставить Землю, чтобы там, на далеком Марсе, убедиться, что без денег, с помощью Искусственного Разума можно жить счастливо и беззаботно.
5
Десять огромных межпланетных кораблей уже больше года монтировались на околоземных орбитах. Еженедельно с земных космодромов стартовали космические «Челноки» многоразового использования, они доставляли на околоземные орбиты все новые и новые детали и конструкции кораблей: несущие платформы, к которым крепились мощные атомные двигатели с огромными дюзами, блоки Большого Компьютера, кабины корабля, в которых должны были жить колонисты, землю для теплиц и оранжерей, муравьев, пчел, замороженные эмбрионы животных, семена трав и растений, научные приборы, станки и оборудование — что только не везли…
На каждом корабле планировалось поселить сто колонистов; тысяча добровольцев навечно покидали Землю — такого в истории человечества еще не было…
Как и предполагали, каждого колониста днем и ночью атаковали журналисты, репортеры. До самого отправления на экранах телевизоров, в рекламных роликах, в газетах — везде можно было увидеть или прочитать о колонистах, которые, казалось, только тем и занимались, что давали интервью. Портреты их помещались на дорожных щитах, даже на молочных пакетах.
Как и обычно в нашей стране, на этом путешествии всякий старался делать деньги.
Деньги, проклятые деньги, которых вечно не хватает и из-за которых люди готовы не только Землю покинуть!..
Покупайте сорочки, которые будут носить первые марсианские колонисты!
Наши легкие невесомые ботинки будут носить марсианские колонисты. Неужели вы от них откажетесь?!
Вы не пользуетесь зубной пастой «Марсианский колонист»? Попробуйте, и вы почувствуете космическую радость!
Глядя на веселых и несколько растерянных колонистов, мне часто становилось не по себе. За многочисленными интервью, за всей этой шумной рекламной суетой вокруг нашего путешествия скрывалось что-то нехорошее. Почему так происходило? Видимо, потому, что люди знали: колонисты покидают Землю навсегда…
Колонисты оставались жить, но из земной жизни они выбывали, как будто на тот свет, откуда никто не возвращался, не возвращается и не может возвратиться. Во всем замысле Миллера было что-то недоброе, порой у меня появлялось чувство, от которого я не мог избавиться. Почему-то в те последние дни я часто думал о камикадзе — и в нашей жизни, как в жизни камикадзе, было что-то ужасное…
Признаюсь честно: я тоже в те дни был растерян. Сейчас, когда все это пройдено, когда все осталось позади: и подписание договора, и последнее собеседование с Миллером, когда были заполнены многочисленные анкеты и медицинские справки, я не знал: сожалеть или радоваться своему путешествию.
Здесь, на грешной Земле, я родился, здесь я впервые увидел солнце и узнал тепло его лучей, здесь я впервые ощутил бездну ночного неба, здесь я когда-то бегал босиком по зеленому лугу, здесь я учился плавать, здесь ловил рыбу… А там, на Марсе, для меня все будет чужим, холодным и немилым.
Сомнения все больше и больше точили мою душу, и поэтому я старался говорить себе, как чужому безвольному человеку: «Не ты, так другие будут жить на Марсе, и они, колонисты, узнают, что ты трус. Здесь, на Земле, в шумных загазованных городах, выполняя никому не нужную работу, посасывая по вечерам наркотические цветные коктейли в кафе и ресторанах, ты постоянно будешь мечтать о несвершенном. Так и пропадет, зачахнет твоя жизнь, ты навсегда упустишь возможность прожить ее так, как никто никогда не жил…»
И еще я утешал себя, что такое переломное неуверенное состояние души бывает у каждого, даже если человек не собирается лететь на Марс. Но и тогда, замышляя новую работу или намереваясь принимать ответственное решение, от которого зависит судьба, человек мучится не менее меня, ибо ему, как и мне перед отлетом, страшно отречься от давно изведанного и привычного, а душу его днем и ночью точит жажда изведать и ощутить неизвестное…
Искушение будущей, еще лучшей жизнью и страх потерять приобретенное неотступно сопровождают нас, делая одних боязливыми и ленивыми, других — героями или авантюристами. И, может быть, самое обидное и мучительное в том, что никому неизвестно, кто выиграет: тот ли, кто отчаянно бросается в неизведанное, или тот, кто обеими руками держится за давно известное и привычное…
Опять и опять начинаю я философствовать о двойственной природе человеческой души, хотя, по правде говоря, я не знаю, зачем мне все это сейчас, когда белым песком засыпаются улицы нашего города?..
Наконец межпланетные корабли были смонтированы. Наступил день отправления.
Конечно, были митинги, были последние фотоснимки, были слова руководителей НАСА о том, чтобы на Марсе мы распространяли прогресс и свободу, были слезы и подлинная боль расставания — все было…
