Боб Шоу - Дворец вечности
— Я сам служил тридцать лет. Специалист по оружию.
Четыре электронных звезды.
Охранник не подал вида, что признает эти слова за извинение.
— Что вы хотите, мистер?
Тевернер отпустил ружье.
— Я хочу поговорить с кем-нибудь из начальства.
— Пошел ты… — сказал солдат и взмахнул ружьем. Тевернер парировал удар, но при этом повредил левую руку.
Правым плечом он ударил солдата в подмышку и сбросил его в пыль. Охранник подкатился к нему, волоча ружье.
Тевернер мог бы пнуть его, но остался стоять. "Хватит", — подумал он.
Из пропускного пункта вышли сержант и два солдата.
Сержант был чуточку староват для своего ранга, с брюшком, с рыжеватой щетиной в ямке подбородка.
— У меня там участок земли, — быстро сказал Тевернер, — я хочу до него добраться.
Сержант подошел ближе.
— Вы Теннер?
— Тевернер.
— Ну, так у меня для вас новости, Теннер. У вас был участок земли. Он занят 73 армией Федерации.
— А как насчет моего дома? Вы его перенесли?
— Не было времени. Наши парни смели его.
Сержант, похоже, был доволен собой. Охранник встал на ноги и устремился было вперед, но сержант толкнул его обратно. Это, видимо, был предметный урок для гражданских, которые много о себе воображают.
— А как же имущество?
— Все пропало. Составьте список и отдайте его офицеру по компенсации в нашем городском здании. Он уплатит вам, какова бы ни была стоимость.
Тевернер выбирал место, куда бы приложить кулак.
Ямка на подбородке была очень соблазнительной, но область четырех пуговиц, одна из которых особенно выпирала на брюхе, была бы более эффективной. Упоминание об офицере по компенсации напомнило Тевернеру разговор с лейтенантом Клеем. Так вот что имел в виду лейтенант!
— Вы были там, сержант, когда ломали дом?
— Да, был.
— Вы не знаете, выпустил ли кто-нибудь моих кожистокрылых, прежде чем все уничтожать?
— Вы говорите об этих проклятых летучих мышах? — Сержант, казалось, был безмерно удивлен. — Если хотите, можете выцарапать их из-под целлюлозы, когда армия Уйдет. Они будут ждать вас там.
Другие охранники ухмыльнулись. Сердце Тевернера начало переполняться адреналином. Глаза затянуло красным туманом. "Кожистокрылым, — думал он, никогда не нравилось быть в клетках". Три-четыре раза в день он садился перед клетками и передавал ощущение тепла и безопасности, пока нервные движения крыльев не затихали.
Как объяснить этим внимательным серебряным глазам, что их телепатические способности исключительно редки и поэтому их нужно изучать? А как они реагировали, когда солдаты подошли и разглядывали их с отвращением, излучая ауру смерти? Кожистокрылые чувствовали, что с ними будет, и, возможно, сумели передать свое предвидение миллионам других бессловесных тварей, которые должны погибнуть в лесу…
Простой удар был всего лишь выражением гнева Тевернера — в эту минуту он мог бы ударить по каменной стене, окажись она перед ним, — однако сержант свалился замертво. Заверещал свисток, и солдаты окружили Тевернера. Они глядели ошеломленно и настороженно. Он стоял над упавшим человеком, чувствуя себя чем-то вроде железной статуи, глухой к ударам кулаков, сапог и оружейных прикладов. Он видел и слышал, как его тело получает удары, но не ощущал боли. Было только невероятное оцепенение, ощущение сгущающейся тьмы, по краям которой кружились лица, похожие на двумерные маски, враждебные, но несущественные.
— Мак! — донесся до него голос через бездну желтого солнечного света. Испуганное лицо Лиссы глядело на него из открытой дверцы машины, которая внезапно вынырнула перед ним, разбрасывая пыль и гравий на крутом вираже.
Он погрузился в мягкое сидение, турбина взвыла, и маленькая машина бросилась скачками через парковую территорию.
Стоя у окна, Тевернер смотрел на бухту и видел, как мыс за мысом отступают к югу. Заходящее солнце смягчалось серией склонов красно-золотого цвета, которые напомнили Тевернеру богатую старинную масляную живопись, и наиболее крупные лунные фрагменты уже показались на голубом своде неба.
Отвечая на почти осязаемое ощущение мира и покоя, Тевернер достал свою трубку и закурил. Он слегка морщился при каждом движении своего избитого тела, но здоровый аромат табака, казалось, отгонял боль, и он с удовольствием курил в зале с мраморными стенами, пока за его спиной не открылась дверь.
Вошли Лисса и ее отец. Говард Гренобль был всего на десять лет старше Тевернера, но, видимо, был из тех редких людей, на которых питательные уколы оказывают мало влияния. Волосы его были неестественно прочеркнуты сединой, а длинное благородное лицо покрыто глубокими морщинами. Единственной чертой, оставшейся молодой, был его рот с красными губами, почти по-женски подвижными. Небольшого роста и всегда безукоризненно одетый, он был воплощением старого государственного чиновника, и Тевернер подумал, что, может быть, Гренобль сознательно не пользуется питательными уколами.
Лисса в огненно-оранжевом платье выглядела девочкой рядом с отцом. Ее лицо омрачилось, когда она увидела Тевернера на ногах, а не на кушетке, где он? его оставила.
— Ну, я уладил это дело, молодой человек, — сказал Гренобль, шутливо надув на секунду губы, так же, как это делала Лисса. — Не без труда, должен сказать.
— Спасибо вам, сэр. — Тевернер чувствовал искреннюю благодарность за то, что его избавили от тюремной больницы. — Я доставил вам кучу хлопот.
— Это верно, — подмигнул ему Гренобль. — Вы не сказали мне, молодой человек, что были полковником в армии.
Тевернер искоса глянул на Лиссу. Ее глаза широко раскрылись.
— Когда я вышел в отставку, я вышел полностью.
— Значит, ваш ремонт машин — просто хобби?
— Более или менее. Я люблю работать с машинами.
Тевернер не стал упоминать, что сильно поистратился за двухлетние межзвездные шатания, которые кончились, как только он услышал легенды о Мнемозине, планете поэтов. Он чувствовал себя неловко, как ухажер, над которым подшучивает его предполагаемый тесть.
— Интересно. Полагаю, вы станете продолжать это дело, получив материал?
— Думаю, что да, — ответил Тевернер.
Гренобль кивнул.
— Ну, теперь я должен вас оставить. Сегодня я обедаю в Доме Федерации с новым Главнокомандующим генералом Мартинесом. Вы останетесь здесь, пока не найдете себе нового дома. Я сказал своему секретарю, чтобы вам приготовили комнату.
Тевернер пытался протестовать, но Гренобль уже исчез в дверях, подняв руку ладонью наружу. В наступившем спокойствии Тевернер решил, что ему в любом случае следует лечь. Он доковылял до кушетки и лег, вспомнив старую истину, что для усталого отдых лучше пищи, воды, любви и свободы. Лисса села рядом и укрыла его одеялом до подбородка. Тевернер смотрел в красивое полногубое лицо. Теперь она уже не казалась маленькой девочкой.