Пол Керни - Путь к Вавилону
– Черт возьми!
Влажная от росы трава прильнула к его щеке, в ноздри ударил запах земли. Ривен выбрался из-под каталки и даже сумел сесть. Лицо и руки перепачкались. Земля забилась под ногти. Ноги вязли в одеяле, — спутанный клетчатый клубок на траве.
Ты безмозглый говнюк, Ривен. У тебя что, в самом деле, садистские наклонности — издеваться над собственным телом?
Он огляделся. Из Центра его не видно — закрывает бугор. Река — ярдах в пятидесяти отсюда, за плакучими ивами. Ноги его и рука пылали от боли.
Он попытался выправить кресло, но оно было слишком тяжелым и упало не очень удачно. А силы пока не хватало. Слабость эта взбесила его. Он ударил по траве кулаком. Здоровой рукой.
Кретин! Урод! Ни на что не годный ублюдок!
Очень вовремя пошел дождь. Начался он бризом измороси от ив, сырым ветерком, шевелящим легонько его волосы, потом обратился во влажный туман, наползающий на землю, и, наконец, — в нормальный бесконечный осенний дождь. Струи били по глазам. Рубашка промокла. Ривена разобрал желчный смех.
Как всегда, одно к одному, твою мать!
Он пополз, скребя здоровой рукой по размокающей земле.
Ярдов сто, не больше. Господи Боже ты мой, в Сэндхерсте столько раз ползал на брюхе, — раз десять, — при всем боевом снаряжении. Давай, Ривен, слизняк. Мужик ты, в конце концов, или мокрая курица?
Он выбрался на бугор и прилег в изнеможении, судорожно глотая воздух. Вниз по склону стекала вода. Он продрог до костей. Поднял глаза к низкому пасмурному небу, из которого продолжали сыпаться дождевые капли, а затем принялся вглядываться сквозь серую пелену в сторону Центра. Помахал рукой фигурам в окнах.
Ну давайте, маразматики. Хотя бы один из вас должен меня увидеть.
Он уронил голову в грязь.
Только этого не хватало. Умереть от переохлаждения в этом паршивом Беркшире. Впрочем, я еще раньше умру от стыда.
Он снова пополз. Теперь он поставил себе целью добраться до купальни для птиц и больше уже не смотрел на корпуса Центра. Он ощущал, как все тело постепенно немеет. Дождь постепенно переходил в мокрый снег.
Зима расстаралась — выбрала самый удачный момент для своего прихода.
Кто-то к нему подошел по размокшей земле, — в белых туфельках, — чьи-то руки подхватили его.
– Что с вами, мистер Ривен? Что стряслось? — его подняли с земли, и он оказался лицом к лицу с сестрой Коухен. Ривен с трудом улыбнулся.
– Очень во-время, черт возьми, вы подоспели.
Она была без своей медицинской шапочки, мокрые волосы облепили лицо. Он не мог на нее смотреть и закрыл глаза.
Над ним склонилось лицо в обрамлении темных, почти черных, волос. За окном — сияние солнца, отраженного от снега. На глаза навернулись слезы, он моргнул, и лицо словно бы встало в фокус.
Серьезные карие глаза. На губах — сдержанная улыбка. В черных волосах, длиной до плеч, запутались солнечные зайчики.
– Как вы себя чувствуете? — Тихий голос. С заметным шотландским акцентом.
Он лежал на кровати, укрытый яркими разноцветными одеялами. За спиной у девушки было окно, в окне — чистая синева небес. Он слышал, как ветер воет в стропилах.
– Я… думаю, ничего. Где я?
– Недалеко от Гленбриттла, — мягко, певуче проговорила она. — Мы нашли вас вчера вечером, вы лежали на западной осыпи Сгарр Дига. Нам показалось, что вы разбились. Ваш фонарь горел. Лежал рядом с вами. Так мы вас и нашли.
Он прикоснулся к повязке на голове и выдохнул воздух, не разжимая губ.
– Теперь я вспомнил. У меня сорвались кошки, и я полетел вниз. — Он поморщился. — Боже правый, как же я остался жив еще после этого?
– У вас сильные ушибы, и вы поранили голову, но в остальном вы здоровее меня. Может быть, вид у вас сейчас неважнецкий, но скоро вы будете в полном порядке.
Он приподнял брови и не без труда сел на постели. Девушка помогла ему. Он скривился: ушибленные места отозвались болью.
– Вот уж повезло.
– Тут не везенье, тут просто чудо, — отозвалась она и помогла ему встать с постели. Он в замешательстве обнаружил, что одет в старомодную ночную рубашку.
– Это единственное, что мы сумели для вас подыскать, — не без озорства улыбнулась она. Залившись румянцем, он встал. Девушка приобняла его за талию, поддерживая на ногах. Она была почти одного с ним роста. Голова закружилась — он пошатнулся, и она прижала его теснее. Он почувствовал аромат ее волос. Ему захотелось вдруг поцеловать ее, но он удержался и лишь спросил, как ее имя.
– Дженнифер Маккиннон. Отца моего зовут Кэлам Маккиннон. И это наш дом.
– А я Майкл Ривен. Спасибо вам.
Она пожала плечами.
– Не могли же мы, в самом деле, оставить вас там валяться. Пойдемте посмотрим, какой путь вы проделали вниз по Дигу. — Она подвела его к окну.
Снаружи все было покрыто ослепительно белым снегом. Горы громоздились уступами, насупленные и суровые; там, где ветер и крутизна не давали закрепиться снегу, из белизны выступал темный гранит. Ривен взглянул на выщербленную осыпь. Вот по ней он скатился вниз. Кубарем.
– И я после этого остался жив?
– Ну да, — тихо проговорила она. — Я так думаю, не у каждого бы это получилось. И чего вы полезли наверх в самую непогоду? За вами что, злая собака гналась?
Лицо его помрачнело.
– Возможно. Та, что гналась за мной всю дорогу. С самого юга. И до сих пор еще гонится.
– Это просто безобразие. Именно безобразие, по-другому и не назовешь. Вам уже столько раз было сказано, мистер Ривен, не выезжать в своем кресле на эту лужайку. Теперь нужно еще вызывать электрика, чтобы оно заработало снова. А пока вам придется лежать в постели… это, будем надеяться, как-то убережет вас от бед. А вы хотя бы раз подумали о персонале Центра, мистер Ривен? Мне непонятно ваше отношение. Вам бы надо пересмотреть его, иначе я буду вынуждена обратиться к вашему лечащему врачу и поговорить с ним серьезно относительно целесообразности вашего здесь пребывания.
Выдержав паузу, сестра Бисби продолжила:
– Вы мне ничего не хотите сказать?
Ривен продолжал молча смотреть в окно. Там была ночь; дождь стучал по стеклу.
– Ну что ж, больше я не желаю терять с вами время. Здесь есть пациенты, которым я действительно нужна, мистер Ривен.
С тем она и ушла. Ее уши, казалось, дымились от праведного возмущения.
Он лежал, тупо глядя в потолок, не в силах прогнать те видения, когда сестра Коухен тащила его в палату. Ее руки, обхватившие его…
Боже мой, вот и все, что мне нужно. Приступ лихорадки.
Оконное стекло дрожало под напором ветра. Он закрыл глаза и услышал вой штормового ветра в Квиллинских горах, крики кроншнепов, шум моря.
Я здесь валяюсь четыре месяца. Даже не был на похоронах. В беспамятстве пролежал в больнице, пока меня собирали по кусочкам.
