Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
В Рождество 1982 года у меня в очередной раз случилась пневмония, которая сопровождалась кровотечениями, и родители отвезли меня в больницу Сестер Милосердия в Сан-Кристобале. Я бредил и метался. Молодая монашенка, сестра Елена, выхаживала меня, все время спрашивала, как я себя чувствую. Мне она казалась просто замечательной. Я уверен, что с тех пор ни на день не забывал про нее, а может, ни на час, по крайней мере, когда не находился в фуговом состоянии. Todo por mi culpa, это я во всем виноват. Через четыре дня после моего появления в больнице на la fiesta de la Sagrada Familia,[32] 29 декабря 1982 года, сестра Елена сообщила мне, что правительственные войска окружили Т’оцал и теперь допрашивают членов кофрадии, общины деревенских старейшин, которых называли «грузоперевозчики» или «залогодержатели». Позднее я узнал еще кое-что. В рыночный день, когда в деревне собралось много народу, прилетел сине-белый вертолет «ирокез» с громкоговорителями, он все кружил и кружил над домами, словно зимородок. Жителям приказали собраться на площади, где им будут раздавать задания по гражданскому патрулированию на следующий год. К тому времени солдаты уже вошли в поселение по двум заброшенным тропам. Как рассказывал мой друг Хосе Хилоч по прозвищу Отзынь, который наблюдал за происходящим издалека, никто не пытался убежать или спрятаться. Подразделение состояло в основном из полукровок, наполовину майя, набранных в армию из Сучитепекеса, но среди них Хосе заметил двоих светловолосых, высокого роста, в ботинках американской морской пехоты, а командовал взводом, как ни странно, майор Антонио Гарсия Торрес.
Тогда на площади застрелили только двоих. Моих родителей и шестерых их друзей посадили в грузовик и доставили на армейскую базу в Кобане. Вечером военные сожгли деревенскую управу, заперев в ней одиннадцать протестантов из местных, — была такая тактика выборочного террора. В тот день я потерял и моих братьев — никто из знакомых больше не видел их, и до сих пор неясно, что с ними случилось. Потом я узнал, что сестре удалось добраться до лагеря беженцев в Мексике. Солдаты оставались в Т’оцале еще два дня, заставили жителей сровнять постройки с землей, а потом всех загнали в машины и увезли, чтобы переселить в другое место.
Наша деревня — одна из четырехсот сорока, которые теперь официально признаны гватемальским правительством уничтоженными. В окончательном списке убитыми числятся тридцать восемь человек и двадцать шесть — пропавшими без вести. Я почти уверен, что моих родителей подвергли пытке, которую называли submarino, то есть удушение в воде. Вероятно, держали их в высоких бочках, где человек может разве что сесть на корточки (todo por mi culpa) и смотреть в небеса. Один из свидетелей сообщил, что мой отец умер, когда ему на голову надели пропитанный инсектицидом капюшон. Думали, он не выдержит и заговорит. Это ли убило его или что другое, неизвестно… Мою мать, как и большинство женщин, должно быть, вынуждали пить бензин. Наверняка мои родители лежат в одной из восьми ям в Альта-Верапасе, куда солдаты сбрасывали тела жертв. Но пока Архивный центр майя так и не нашел останков, ДНК которых совпадали бы с моей.
С мозгами у меня точно не все в порядке, потому что лишь много лет спустя я стал задумываться: а не отослали ли отец с мамой меня подальше от дома в предвидении грядущей беды? Вполне вероятно, что моя мать надумала это сделать. Она и раньше с помощью игры узнавала, не грозит ли нам опасность от «Джи-2», тайной полиции.
Через неделю монахини получили приказ отправить меня и четырех других ребят из Т’оцала (включая Отзынь Хосе, самого старого из оставшихся у меня друзей) в Сьюдад-Гвате, откуда нас должны были забрать в лагерь переселенцев. Почти не помню католического сиротского приюта, потому что в первый же день бежал оттуда. Хотя какой же это побег — я просто вышел в дверь. Я знал, куда идти: на другом конце города находилась детская больница, где с финансированием дела обстояли получше, — называлась она Ayuda[33] и управлялась СПД, церковью Иисуса Христа Святых последних дней, или мормонами (впрочем, они не любят, когда их так величают). Ходили слухи, что они переправляют детей в Штаты, в то время представлявшиеся мне райским садом с кустами, на которых растет картошка фри, и реками, наполненными колой — настолько холодной, что зубы ломит. У задних дверей мне встретилась светловолосая женщина громадного роста, она поколебалась минуту, а потом, против всех правил, впустила меня. После этого я видел ее пару раз, но имени своей спасительницы не узнал, однако каждый раз вспоминаю ее, стоит мне заметить кого-нибудь с волосами хромово-желтого оттенка. Позднее, когда я уже числился в списке сирот, меня перевели в загородную школу СПД «Плантация райской долины».
Понадобилось немало времени, чтобы навести справки о моих родных. Правда, я и сейчас толком ничего не выяснил. Доказательств, что мои родители мертвы, не было — лишь бесконечно разрасталась язва невыносимого осознания потери. По субботам занятия в ПРД не проводились, и родственникам, если таковые имелись, дозволялось посещать учеников в одной из классных комнат, а потому я каждую субботу с утра заимствовал у кого-нибудь из старшеклассников учебник по математике и, проскользнув в этот класс, усаживался в уголке последнего ряда. Из своего убежища, ощущая прохладу стен из шлакоблоков ярко-зеленого цвета и такого же линолеума на полу, я поглядывал вокруг, чтобы чего не пропустить. Но никто ко мне не приходил… Вся наша орава посмеивалась надо мной, но я научился не обращать на это внимания. До сих пор по субботам чувствую себя не в своей тарелке, становлюсь беспокойным, ловлю себя на том, что часто поглядываю в окно или по десять раз в час проверяю электронную почту.
В ПРД я провел почти два года, а потом попал в программу по расселению коренных американцев (в своем роде фонд помощи беженцам), и вскоре после моих шестнадцатых именин тц’олк’ин, то есть когда мне сравнялось одиннадцать, некая семья по фамилии Одегард, получив небольшую финансовую поддержку от церкви, переправила меня в Юту.
При всей моей нелюбви к СПД нужно отдать им должное: они делают немало добрых дел для национальных меньшинств. Они, например, помогли зуни[34] выиграть крупнейший в истории иск к правительству США. Кроме того, мормоны осуществляют всевозможные благотворительные акции по всей Латинской Америке, а между тем их церковь до 1978 года официально считалась церковью белых расистов. По мнению последователей СПД, некоторые представители коренного населения страны (светлокожие народности, разумеется) являются потомками еврейского патриарха по имени Нефий — главного действующего лица Книги Мормона. Но кого в конечном счете волнуют их мотивы? Главное, они заботились обо мне и о многих других. Я глазам своим не верил — Одегарды казались немыслимыми богачами. Ну, во-первых, у них был водопровод. А помимо того, неограниченные запасы пастилы, и мягкой, и суховатой. Вот, Штаты нас завоевали, думалось мне, а я — их пленник, которого держат в роскошной тюрьме имперской столицы. Далеко не сразу я понял, что по американским стандартам Одегарды принадлежали к низшему слою среднего класса. Словом, они относились к тем, кто обед называет ужином, а ланч — обедом. В кухне у них висела дощечка с рецептом сахарного печенья, которое готовится из таких ингредиентов, как «масло с любовью Младенца Иисуса», «капелька понимания» и «щепотка послушания». И этих людей там почитают за интеллектуалов! Поверьте, мне пришлось поработать над собой, чтобы стать закоренелым скептиком, за которого я теперь себя выдаю. И все же мистер и миссис О. были милыми людьми, вернее, хотели быть милыми, но им приходилось тратить столько энергии для того, чтобы сохранить свои заблуждения, что на каждого отдельного ребенка почти не оставалось времени. Надо сказать, мои названые братья ужасали меня — поскольку правильные телепередачи и видеоигры находились под запретом, они развлекались, мучая всяких зверушек, — однако родители, конечно же, считали своих деток богоизбранными херувимами.
