Эрик Рассел - И послышался голос
- А вокруг тьма-тьмущая всяких плодов и корений, - заметил Молит. - Я знаю правило номер один: не ешь того, о чем доподлинно не известно, что это съедобно. Кара за непослушание может оказаться такой ужасной, что захочешь не придумаешь. Однако рано или поздно нам придется рискнуть.
- Не кушать - умирать медленно, - изрек Малыш Ку. - Кушать что нельзя - умирать быстро.
- Да ты, приятель, еще мечтать будешь, как бы быстрей подохнуть, - не уступал Молит. - Вот на кое-каких планетах есть плоды с виду сочные, вкусные, а съешь, и тебя так скрутит, что пятки под мышками застрянут.
- Покойнику в такой позе нужна могила покороче, - включился в разговор Сэмми Файнстоун. - Работы почти вдвое меньше. Такую смерть можно считать экономически выгодной.
Молит внимательно посмотрел на него.
- А я готов был об заклад побиться, что шутки от тебя сейчас не услышишь, хоть мрачной, хоть какой.
- Почему?
- Да мне думалось, что к этому времени ты или превратишься в комок нервов, или уже давно помрешь.
- А я и вправду один сплошной комок нервов, - сказал Сэмми. - Сил хватает только на то, чтобы за жизнь цепляться.
- Молодец! - похвалил его Молит. - Продолжай за нее цепляться глядишь, и выкарабкаешься.
Кесслер раздраженно подергал свою успевшую отрасти густую бороду и сказал, обращаясь к Сэмми:
- Не думайте, что вам одному приходится постоянно тащить самого себя за волосы. Каждый из нас занимается тем же. - Он, не глядя, нашел рукой голову пса и потрепал его за уши. - Разве что за исключением Фини.
Услышав свое имя, Фини завилял обрубком хвоста.
- Ума не приложу, как ему удается вовремя обнаруживать эти ямы-ловушки, ну, вроде той, в которую упал Саймс. Он уже четыре раза предупреждал нас об опасности. Если б не он, еще кто-нибудь мог провалиться в такой колодец и стать пищей для этого красного... уж не знаю, как его и назвать.
Кесслер молча почесал Фини за ушами, погладил его по лохматой спине. И погрузился в раздумье. К этому дню число людей в отряде уменьшилось вдвое. Оставшиеся в живых глубоко переживали смерть каждого, как поистине невосполнимую утрату. Чуть погодя он встал, сознавая, что бесполезно усугублять вчерашнее горе размышлениями о бедах грядущих. Чему быть, того не миновать, хотят они этого или нет.
- Нам пора.
И они тронулись дальше: Кесслер и Фини шли впереди, Молит замыкал шествие. Оба они - и тот, что шел первым, и тот, что последним, размышляли об одном. Об одном, но по-разному, ибо мысли Молита все еще были заняты переоценкой ценностей. Как идущий последним он, насколько позволяли частые повороты тропинки, временами видел перед собой всех остальных сразу. Поэтому он особенно четко представлял, сколько людей идет сейчас впереди него. Эта живая цепочка была вдвое длинней в тот день, когда они начали свое трагическое паломничество. Потому длинней, что с ними тогда еще шли и другие. Например, Саймс. Человек деятельный, образованный, достойный уважения. Первоклассный космонавт. Не из-за Саймса ли принимает он так близко к сердцу то, что их стало меньше?
Нет.
Ему не хватало и черномазого.
И двух тугодумов с Балкан.
А если судьба ударит их снова, ему наверняка будет не хватать и этого иудея.
И тощего китаезы.
И остроухого лохматого пса.
Его скрутит тоска по людям, по всем без исключения.
- Запомни это, Молит! - рявкнул он на себя. - Навсегда запомни!
Сэмми оглянулся через плечо.
- Ты что-то сказал?
- Это я отделываю собственную задницу - в переносном смысле, конечно, - объяснил Молит.
- И ты тоже? - удивился Сэмми. - На моей уже не осталось живого места.
В мозгу Молита это признание заняло место рядом с другой недавно полученной информацией. Значит, не только у него находятся причины давать самому себе по заднице. И другие могут заблуждаться, а потом сожалеть о допущенных ошибках.
Просто диву даешься, как много у людей между собой общего.
Самое правильное - это при жизни проявлять терпимость, а смерть встретить с достоинством. Сейчас он учится первому. А как он справится со вторым, покажет будущее.
Тропа вывела их на голую вершину холма, и в первый раз с той минуты, когда они пустились в путь, перед их взорами открылись уходящие вдаль мили поверхности планеты. В какую сторону ни глянь, повсюду она выглядела одинаково - густой однородный растительный массив, только на востоке вздымалась горная цель, чернея на фоне пылающего неба.
Обтирая тряпкой залитое потом лицо, Кесслер проворчал:
- Когда мы были внизу, в джунглях, я мечтал выбраться оттуда хоть к черту в зубы. А теперь мне бы назад вернуться. По крайней мере там хоть есть какая-то тень.
- Звук, - объявил Малыш Ку, протянув руку к северо-западу. - Вон там, высоко-высоко. "Уйоум, уйоум!"
- Ничего не слышу. - Прикрыв ладонью глаза, Кесслер посмотрел в указанном направлении. - И ничего не вижу. - Он взглянул на остальных. - А вы?
- Я тоже, - сказал Сэмми.
- Этак на секунду мне было показалось, что я вижу там, вверху, черную точку, - неуверенно произнес Молит. - Но ручаться не стану. Должно быть, померещилось.
- А сейчас ты ее больше не видишь?
- Нет. Эта точка словно бы откуда-то вынырнула, а потом как слиняла, исчезла из виду.
- Я не намерен из-за этого трепать себе нервы, - заявил Кесслер. Он снова обтер лицо. - Еще час под этим распроклятым солнцем, и у нас начнутся галлюцинации почище. - Он двинулся вперед. - Давайте-ка спустимся отсюда в тень.
Фини залаял на торчавшую неподалеку скалу, шерсть у него на загривке стала дыбом. Кесслер замедлил шаг и, крадучись, направился к скале, держа наготове пистолет. Фини стремительно обогнул ее и зарычал как лев. Какое-то существо, похожее на десятиногую ящерицу, волнообразно изгибая тело, умчалось длинными прыжками прочь и исчезло за гребнем холма. Разочарованно ворча, Фини приплелся обратно.
- Оно же восемь футов длиной, из них половина - зубастая пасть. Кесслер презрительно фыркнул. - И удирает от лая собаки.
- А может, оно органически не переносит резкие звуки, - предположил Сэмми. - И если б Фини так не разлаялся, оно б его вмиг проглотило.
- Меня просто из себя выводит зловещая тишина на этой чертовой планете, - сказал Кесслер. - На Земле в таких джунглях ад кромешный, оглохнуть можно. Стрекочут цикады, без умолку тарабарят обезьяны, кричат попугаи - всего не перечесть. А здесь все живое не производит никакого шума. Огромные змееподобные существа ползают совершенно беззвучно. Гигантские красные пауки сидят в ямах-ловушках и не шелохнутся. Во время моих ночных дежурств я видел множество каких-то тварей, и иной раз только ощущал их присутствие, и все они крались по лесу с такой осторожностью, что ветка не треснет и листва не зашуршит. Это же противоестественно. Меня это угнетает.
