Джеймс Ганн - Внемлющие небесам
Доктор Лессенден поднял голову; со лба его стекали капли пота.
– Кровотечение остановлено, но она потеряла много крови. Придется везти в клинику на переливание. С минуты на минуту прибудет карета скорой помощи.
Макдональд взглянул в лицо Марии. Бледное, словно восковое изваяние. Будто голова ее уже лежала на атласной подушке в вечном сне.
– Шансы – пятьдесят на пятьдесят, – ответил Лессенден на его немой вопрос.
В спальню вошли санитары с носилками.
– Вот это Бетти нашла на ее туалетном столике, – сообщил Саундерс.
Он отдал Макдональду сложенный вдвое листок. Макдональд развернул бумажку:
«Je m'en vay chercher un grand Peut-etre».
* ["Отправлюсь на поиски великого Быть Может" (фр.) – фраза, произнесенная Ф.Рабле на смертном ложе]
Появление Макдональда в бюро стало неожиданностью для всех. Его ни о чем не спрашивали, да и он отнюдь не горел желанием признаться, что бездеятельное сидение в переполненном воспоминаниями доме невыносимо, когда ждешь единственного известия. Когда же кто-то все же решился спросить его о Марии, он ответил:
– Доктор Лессенден не теряет надежды. Она еще не пришла в сознание. И неизвестно, сколько такое состояние продлится. Доктор сказал, с таким же успехом ждать можно и здесь. Наверное, я действовал им в клинике на нервы. А Мария по-прежнему без сознания…
O lente, lente currite, noctis equi.
["Звезда плывет по небу и подгоняет время.
Вот-вот пробьют часы" (лат.)]
Наконец, Макдональд остался один. Достал бумагу и карандаш и долго трудился над заявлением. Перечитав, смял листок и сунул в корзинку для мусора. Затем взял чистый лист и нацарапал одну фразу. Потом вызвал Лили.
– Отправь вот это!
Лили взглянула на листок.
– Нет, Мак.
– Отправь!
– Но…
– Это не сиюминутный порыв. И не амбиции. Я все обдумал. Отправляй. Она медленно вышла из кабинета. Макдональд принялся бесцельно перекладывать бумаги на столе в ожидании телефонного звонка. Однако еще раньше без стука вошел Саундерс.
– Ты не сделаешь этого, Мак, – выпалил он с порога.
Макдональд вздохнул.
– Это Лили тебе рассказала. Уволил бы девчонку, если бы не ее преданность.
– Естественно, она мне рассказала. Ведь речь не только о тебе. Обо всей Программе.
– Вот именно. Я тоже озабочен ее судьбой.
– Мне кажется, я понимаю твое состояние, Мак… – Саундерс запнулся. – Впрочем, нет. Откуда мне знать, каково тебе сейчас. Без сомнения, это адское испытание. Но не бросай нас. Подумай о Программе.
– О ней я и думаю, Чарли, – ведь в жизни-то я банкрот. За что ни брался, все обращалось в прах.
– Ты – лучший среди нас.
– Кто, я? Бездарный лингвист? Паршивый инженер? Я не обладаю соответствующей квалификацией для такой работы, Чарли. Вам нужен кто-то понаходчивей, чтобы продолжать Программу, – кто-то, способный к плодотворной деятельности, некто… осененный благодатью.
Через несколько минут ему пришлось все повторить Олсену. Когда он упомянул о квалификации, тот только и смог пролепетать:
– Мак, ты устраиваешь чудные приемы.
Больше всего его растрогал скептик Адамс:
– Вера в тебя, Мак, заменяет мне веру в бога.
Зонненборн сообщил:
– Программа – это ты. Если уйдешь ты, все рассыплется. Это явится началом конца.
– Всегда так кажется. Однако в делах, развивающихся по своим канонам, такие предсказания, как правило, никогда не сбываются. Программа существовала до меня и продолжится после того, как я уйду. Просто она должна стать долговечнее всех нас, потому как мы – всего лишь одно поколение, она же – на века.
Он подождал, пока Зонненборн ушел, и устало сказал Лили: – Хватит.
Ни у кого из них не хватило духу спросить, как там Мария, а ведь и ее он так же относил к своему жизненному банкротству. Она пыталась что-то объяснить ему еще месяц назад, перед тем как принять те таблетки, однако тогда он не захотел понять ее. Где уж ему уразуметь, что скажут звезды, если он не в состоянии понять самого близкого ему человека. И теперь настало время за все расплачиваться.
Чего же могла желать Мария? Впрочем, он-то знал, и если она выживет, таких жертв с ее стороны он не допустит, слишком высокая цена. Слишком долго она жила только для него, оставаясь всегда одна в доме, – брошенная кукла, в ожидании, когда вернется хозяин и снова возьмет ее в руки. Чтобы опять дать ему силы к существованию. В душе ее нарастало страдание, – ведь прошли ее лучшие годы, – а это для красивой женщины самое страшное, особенно, если старится она в одиночестве, величайшем из одиночеств. А он был самолюбив. Ослепленный любовью к себе, хотел видеть смысл ее жизни в служении ему. Детей он не захотел, полагая, что они могут нарушить гармонию их жизни вдвоем. Гармонию – для него, а для нее все происходящее выглядело далеким от совершенства. А может, если Мария выживет, – еще не поздно? Но, если ее не станет, ему не хватит ни души, ни сердца продолжать вытягивать работу, в которую он – и это уже ясно – не привносит ровным счетом ничего.
Телефон, наконец, отозвался.
– Она выживет, Мак, – сообщил Лессенден. И спустя минуту: – Мак, я говорю…
– Я слышал.
– Она хочет тебя видеть.
– Буду сейчас же.
– Еще она попросила передать тебе: «Скажи Роберту, это отбило у меня охоту. И больше не повторится. При ближайшем рассмотрении великое Быть Может превращается в нечто, весьма определенное в своей неприкрытом истине. Скажи ему еще, пусть и у него, в свою очередь, это не отобьет охоту».
Мак положил трубку и вышел в приемную, чувствуя, как в груди у вето все готово разорваться.
– Она будет жить, – бросил он Лили через плечо.
– Ох, Мак…
В коридоре его остановил смотритель Джо.
– Мистер Макдональд…
Макдональд задержался.
– Ты побывал у дантиста, Джо?
– Нет, сэр, еще нет, но я не об этом…
– Не ходи пока. Я хотел бы на время установить у твоей кровати магнитофон. Кто знает…
– Спасибо, но я не… Я слышал, вы уходите, мистер Макдональд?
– Этим займется кто-то другой.
– Вы не поняли меня, сэр. Не уходите, мистер Макдональд!
– Но почему же, Джо?
– Здесь ведь по-настоящему все зависит только от вас.
Макдональд уже собирался было уходить, но это его удержало.
Ful wys is he that can hiniseluen knoive!
[Воистину мудр тот, кто знает самого себя (англ.) -
Дж.Чосер «Кентерберийские рассказы» (Рассказ монаха)]
Он развернулся и отправился обратно в кабинет.
– Та бумажка, она у тебя, Лили?
– Да.
– Так, значит, ты не отправила ее?
– Нет.
– Непослушная девочка.
– Дай-ка ее сюда.
Он перечитал заявление: «Глубоко уверен в целях и конечном успехе Программы, однако по сугубо личным причинам вынужден уйти в отставку».