Александр Беляев - Мир приключений 1983. Ежегодный сборник приключенческих и фантастических повестей и рассказов
Стараясь, чтобы его не заметили, Ашот отвязал коней, с ловкостью кошки вскочил на одного из них, хлестнул его, а другого коня потянул за собой на поводу. Кони легко сорвались с места и в один миг вынесли его на дорогу, навстречу Жене. Казаки, как ошпаренные, выскочили из воды и ошалело заорали ему вслед:
— Стой!
— Стой, поганец!
— Стреляй его, вражину, Петруха!
Но Ашот не обращал на эти вопли никакого внимания. Он даже не оглянулся назад. Он подскакал к Жене и, едва остановив коней, протянул ей руку.
— Залезай скорее, — скомандовал он и, подхватив Женю за руку, почти втащил ее в седло. Потом стегнул коней и поскакал вдоль дороги. Ашот хорошо сидел в седле. А Женя так вцепилась в его куртку, что оторвать ее от него нельзя было никакими силами.
Они проскакали, не встретив никого, километра три. Однако бесконечно так продолжаться не могло. Хоть и тревожное было время, дорога не пустовала. А если бы кто-нибудь увидел столь необычных всадников, то уж, конечно, заподозрил бы что-то неладное. Поэтому у развилки дороги Ашот остановился и слез на землю. Потом быстро и ловко расседлал коня, которого вел на поводу, сбросил седло в обрыв, снял узду, закинул ее в кусты, а самого коня крепко стегнул хворостиной. Скакун заржал и, почувствовав свободу, понесся в горы.
— Куда он? — спросила Женя.
— Там, за поворотом, хороший луг. Пусть попасется. — Ашот снова забрался в седло.
Они могли продолжить путь и скоро выехали бы на большак. Но Ашот боялся большой дороги и решил ехать по тропам, а то и вовсе по кустам, лишь бы подальше от чужого глаза. Однако в горах проезжих путей не так-то много, и волей-неволей очень часто приходится ехать не там, где хотелось бы, а там, где можно. Так случилось и с ними. Как ни старался Ашот держаться подальше от большой дороги, а спуститься на нее пришлось. И скоро впереди показалось село. Объехать его стороной было нельзя. Слева домишки лепились прямо к скале. Справа, сразу же за огородами, начинался обрывистый берег реки.
Проехать через село на коне или даже провести его за собой на поводу было равносильно тому, что добровольно выдать себя с головой. Конь-то явно, по всем статям, был военный, под казачьим седлом и в армейской узде. Конечно, проще всего было бы и этого скакуна прогнать в горы и дальше идти пешком. Но до Благодати было еще далеко, и у Жени наверняка не хватило бы сил. Значит, пришлось бы останавливаться, отдыхать. А время бежало, летело, и патронов у защитников пещеры, Ашот знал, становилось меньше с каждой минутой… Нет, идти пешком они не могли. Женю надо было на чем-то везти. Надо было снова искать выход из положения, и Ашот задумался.
— А мы есть что-нибудь будем? — спросила вдруг Женя.
— Есть? — Ашот даже не сразу понял, о чем она говорит.
— Ну да, есть, — повторила Женя. — Чувствуешь, как вкусно пахнет?
Ашот невольно втянул носом воздух и сразу почуял запах шашлыка. Ел он последний раз вместе с Серегой еще в обозе, ровно сутки назад. Пообедали они тогда, покормили раненых, двинулись по дороге дальше, а потом началось…
— Барашка жарят, — глотая слюну, сказал он.
— Может, хоть хлебца нам дадут, — вздохнула Женя.
— Шомполов нам дадут, если поймают. — Ашот остановил коня, спешился и помог Жене спрыгнуть на землю. Он кое-что уже придумал и теперь, подстрекаемый голодом, начал действовать энергично. Послав Женю наблюдать из-за камней за селом — нет ли там белых, — Ашот расседлал скакуна и, как и в первом случае, бросил седло в речку. Женя скоро вернулась и сообщила, что в селе, очевидно, никого чужих нет. Собаки не лают. Жителей тоже почти не видно. По улице бродят куры и овцы…
— Тогда иди в село впереди меня. Будто мы и знать друг друга не знаем. Ты сама по себе, а я сам по себе, — сказал Ашот. — А за селом спрячься где-нибудь и жди меня.
— Хорошо, — сказала Женя. И добавила: — Только ты недолго.
Ашот в ответ махнул рукой: «Иди!».
Женя заспешила. А он, подождав и поотстав от нее, повел коня прямо к дому лавочника.
Село было ему знакомо: он бывал в нем раньше. Ашот подошел к лавке и, привязав коня у крыльца, по ступеням поднялся в дом. В лавке хозяин и хозяйка, уже немолодые, толстые, один с аршином, другая с ножницами в руках мерили и резали материал. На Ашота они взглянули мельком и продолжали свое занятие. Покупателей в лавке не было, и Ашоту это было на руку. Он откашлялся для важности и, понизив, насколько мог, голос, спросил:
— Кто здесь хозяин?
Толстяки снова мельком взглянули на него, и мужчина сердито буркнул в ответ:
— А ты что, слепой?
— Вас двое. А мне хозяин нужен, — нимало не смутившись, продолжал Ашот.
— Зачем он тебе? — спросил мужчина.
— Дело есть, — ответил Ашот.
— Какое дело? И кто ты такой? — снова спросил лавочник.
— Табунщики мы. На Черных камнях пасем. Знаешь? — в свою очередь спросил Ашот.
— Ну и что? — насторожился лавочник.
— Меня старший прислал. Ишак нам нужен, — объяснил Ашот.
— Ха! — засмеялась жена лавочника. — Ишак всем нужен.
— Мы заплатим, — сказал Ашот.
— Кто «мы»? Царь Николай второй? — засмеялся теперь уже и лавочник.
— Старший придет — заплатит, — сказал Ашот.
— Ну вот, когда придет, принесет деньги, тогда и будем говорить, — отрезал лавочник.
— Мне ишак сейчас нужен, — на своем стоял Ашот.
Жена лавочника всплеснула толстыми, как колбаса, висевшая на полке, руками.
— Он считает нас дураками! Кто же даром даст тебе ишака?
— Зачем даром? — усмехнулся Ашот. — Я вам в залог оставлю коня.
За прилавком прекратилась всякая суета. Потом лавочник изобразил на своем масленом, как блин, лице что-то вроде улыбки и переспросил:
— Коня, говоришь?
— Да! — холодно отчеканил Ашот.
— Где же он? — пожелал узнать лавочник.
Ашот указал на окно. Лавочник и его жена проворно вышли из-за прилавка и прильнули к стеклу. Ашоту даже показалось, что они о чем-то пошептались. Но он не слышал их слов. Он, не отрываясь, смотрел на колбасу. И в животе у него словно кошка вдруг поскребла лапой. Только на второй, а может быть, даже на третий раз Ашот услышал, о чем его спрашивает лавочник:
— Это твой конь?
— Он самый, — снова настраиваясь на деловой тон, заверил Ашот.
— А может, ты украл его? — хихикнул лавочник.
Ашот понял: настал самый критический момент. И если он сейчас не убедит лавочника, ему уже никогда не удастся осуществить свой план. Он придал своему лицу самое презрительное выражение и даже сердито сплюнул.
— Тьфу! Я напрасно трачу время! Мне говорили — иди к попу, он даст двух ишаков, — сказал Ашот и решительно повернулся к выходу.
Он уже не видел, как у лавочника широко, словно собирались выкатиться, раскрылись глаза. Как он глотнул ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег, и протянул вслед за Ашотом руки. Но он услышал его голос:
