Джефф Райман - Детский сад
Рядом с ней стоял сгорбленный хрыч с горбатым носом и пигментными пятнами на жилистых руках. Водянисто-серые глаза виднелись из складок изборожденного морщинами лица.
У Милены екнуло сердце. Вид у этих двоих был поистине ископаемый. Настоящие, взаправдашние старики! Вот как, оказывается, выглядит старость…
— Мя-а-у! — прогнусавил старик.
— Не обращай внимания, это наш Старичок-Музычок, — представила своего спутника Люси. — Он немного не в себе после войны. Так ведь, дорогуша?
Войны? Какой еще войны?
На Люси был бежевый жакет с рукавами фестончиком, порядком поношенный и с засаленными манжетами. Под ногтями — траурная каемка. По соседству, взявшись за руки, посиживала примерно такая же парочка в одинаково серых пиджаках пузырем; оба совершенно лысые, лица как немного сдувшиеся шары. Вот один, подавшись вперед, негромко и доверительно обратился к Милене. Разобрать нельзя было ни единого слова.
— П’ихла, так хиди тихо, хо’охо? — сказал он, кивнув.
— Хо’охо! — отозвалась Милена. — Все очень даже понятно.
Он говорил так, как люди изъяснялись сотню лет назад.
И тут до нее дошло: это же Кадавры.
РАК ЛЕЧИЛИ возбудители многих болезней. Один из них запечатывал протоонкогены в Леденец. Другие вырабатывали белки, стимулирующие раковые клетки достигать зрелости и блокирующие их деление.
Но некоторые разновидности рака были новыми, вирусными и скоротечными. Лекарства не предотвращали образование новых копий ракового вируса инфицированными клетками, и вирус распространялся по кровеносной системе. В организме некоторых людей, уже больных раком, появлялся странный баланс. Вирусный рак методично завоевывал организм клетка за клеткой. Раковые клетки дифференцировались. Они переставали делиться как попало.
В итоге формировалась упорядоченная опухоль в форме здорового человека, с его памятью, его чувствами. До тех пор пока она ела и избегала несчастных случаев, она жила. Она была бессмертна.
Просто Кадавр какой-то. Живой труп.
Между тем Кадавры поглядывали на Милену с благодушным любопытством, словно ожидая ее реакции.
— И… и… вы издалека? — спросила она наконец огнегривую Люси.
— Из своего времени, милочка, из своего времени, — хмыкнув, ответила та и по-свойски подмигнула.
— А живете вы где?
Милена с опаской подумала, нет ли у карги блох, и если, чего доброго, есть, то далеко ли они прыгают.
— Живу-то? Да в прачечной, — запросто сообщила Люси. — В сушильном отделении. Там, знаешь ли… — Ее корявый, графитового оттенка палец черкнул в воздухе дугу. — Я туда на ночь шмыг, и готово! Тепло, уютно, просто прелесть.
Она обитала в прачечной здешнего Братства. «Представляю, что у них там творится с выстиранными простынями», — подумала Милена, и лицо у нее невольно вытянулось.
— Неужели никто не обеспечит вас жильем?
— Жильем? Обеспечит, еще как обеспечит. Только знать бы, кто нынче этот самый «никто». Да вот не берусь гадать.
«Она сумасшедшая, — решила Милена. — Двинулась на старости лет. Такую лечить уже бесполезно».
Люси было скучно, но присутствие Милены ее подзадоривало.
— Ох уж эта мне Ролфа! Ее только за смертью посылать, вся глотка уже пересохла. На-ка вот, хлебни моего. — Она пододвинула к Милене свою кружку с пивом.
— Ой, не надо! — Милена пришла в ужас. Кружку по всей кромке украшали следы губной помады.
— Да отпей, милочка, отпей! Думаешь, мне жалко? — Люси ласково похлопала Милену по сжатому кулачку. «Меня сейчас стошнит, — мелькнуло в голове у Милены. — Интересно, успею до двери или нет…»
Но уже в следующую секунду над столом нависла Ролфа, с бравым стуком водрузив плеснувшие пивом кружки на столешницу, перед самым лицом у Милены. Люси со счастливым смехом протянула к своей подруге руки.
— Я же просила чаю, — пролепетала Милена.
— Мнюмм, мнюмм, мнюмм! — чмокала губами Люси, требуя, чтобы ее поскорей расцеловали. В этот момент она напоминала золотую рыбку. Ролфа нежно обняла ее и села возле Старичка-Музычка, который безудержно размяукался. Ролфа залаяла собакой и зажала ему голову у себя под мышкой. Старикан от этого радостно крякнул и восторженно затопал ногами. От пива попахивало чем-то похожим на мочу.
Опять повернулся в их сторону Сдутый Шар.
— Де’аха, слышь че! — позвал он. — Те ченють хошь, а? А?
«Я домой хошь», — подумала Милена тоскливо.
Неожиданно Люси грохнула кулаком по столу так, что Милена подпрыгнула.
— А ну тихо! Тихо всем! — властно крикнула она. — Ролфа, пора спеть!
Помещение откликнулось негромким одобрительным гулом.
— Не, — возразила Ролфа, — нынче твоя очередь. За тобой, кажется, с того раза еще и кружка пива.
— Ну что ж, ладно, — не стала упорствовать Люси. — Только предупреждаю: нынче будет полный отпад.
И она начала вскарабкиваться на стол. Сначала непонятно было, что именно она собирается делать. Старуха просто перегнулась через столешницу и, уцепившись за край скрюченными пальцами, забарахталась. Наконец ей удалось встать на стол одним коленом, остальная же часть беспомощно застыла, как корабль на мели после крушения.
— Руку ей подай! — рявкнул вдруг Старичок-Музычок, внезапно рассвирепев. Милена испуганно отшатнулась и от его голоса, и от старухи, опасаясь до нее дотронуться. Ролфа подсадила Люси под тощий зад.
— О-па! — издала та победный вопль. — У-у-у!
Старичок-Музычок помог ей подняться на ноги.
При этом Милена с удивлением почувствовала, что от колен у старухи пованивает. Чтобы вдруг пахли колени — это было что-то новое.
Кто-то передал Ролфе губную гармошку. Пробная трель возвестила, что сейчас начнется песня; паб затих, и синюшная публика обернулась во внимательном ожидании.
Под одобрительные хлопки и свистки в зале ожила старенькая, неприхотливая, по-домашнему уютная мелодия. Осклабясь беззубым ртом, старуха подмигнула зрителям и игриво приподняла юбку, приоткрыв костлявые бедра. «О, боже мой», — поморщилась Милена.
— «Песня-скулёж»! — объявила Люси писклявым, птичьим голоском. И она запела, причем голос неожиданно стал сильнее и ниже:
Эта песня-скулёж,
Вызывает сердца дрожь.
Она водила коленками из стороны в сторону, очевидно изображая бег. Узловатые старческие пальцы ткали в воздухе колдовские узоры. Глаза и губы на морщинистом лице стремились изобразить свойственную юности пылкость чувств.
Не буза, не выпендрёж —
Просто песня-скулёж, —
реял и дрожал голос.
