Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 6
Улыбнулся и Джоранум.
— А как вам кажется, Император — влиятельный друг, профессор Селдон?
— Влиятельный, конечно, но какое это имеет отношение ко мне?
— А у меня такое впечатление, знаете ли, что Император — ваш друг.
— Уверен, в моем досье, мистер Джоранум, есть отметка о том, что я побывал на аудиенции у Его Императорского Величества восемь лет назад. Наша встреча длилась около часа, и тогда я не заметил с его стороны каких-либо признаков дружеского расположения. С тех пор я с ним ни разу не встречался и даже не видел его — ну, разве что по головидению.
— Но, профессор, вовсе необязательно встречаться с Императором лично, для того чтобы он числился во влиятельных друзьях. Вполне достаточно встречаться с Эдо Демерзелем, премьер-министром Императора. Демерзель — ваш опекун, а раз так, можно с уверенностью сказать, что и Император тоже.
— Простите, вы эти сведения тоже из моего досье почерпнули — относительно того, что премьер-министр — мой опекун? Или отыскали что-то другое, что позволило вам прийти к такому заключению?
— Зачем заглядывать в досье, когда и так прекрасно известно, что между вами существует связь? Вы это знаете, и я тоже это знаю. Так давайте примем это как данность и продолжим. И прошу вас, — он снова поднял руки в знак протеста, — только не надо искренних возражений, умоляю. Трата времени, ничего больше.
— На самом деле, — сказал Селдон, — я как раз собирался спросить вас: почему вы так уверены в том, что ему вздумалось оказывать мне протекцию? С какой стати?
— Профессор! Ну зачем вы так? Хотите выставить меня наивным дурачком? Я имею в виду вашу психоисторию, ведь она так нужна Демерзелю.
— А я вам уже сказал, что все это — не более чем юношеские мечты, которые ни к чему не привели.
— Вы мне можете говорить что угодно, профессор, но я не собираюсь верить каждому вашему слову. Позвольте, я вам скажу откровенно. Я читал тот ваш доклад и попытался понять, о чем в нем речь. Мне помогли математики. У меня и математики в штате имеются, вы не думайте. Так вот, они сказали мне, что это дикая мечта и совершенно невероятное…
— Я с ними полностью согласен, — кивнул Селдон.
— И все же у меня такое чувство, что Демерзель ждет, когда вы свою психоисторию разработаете и внедрите в практику. Ну, а если он не ждет, я согласен ждать. И для вас, профессор Селдон, было бы намного лучше, если бы я подождал.
— Это почему же?
— Потому что Демерзель на своем посту долго не удержится. Общественное мнение все сильнее отворачивается от него. Очень может быть, что скоро, когда Император устанет от присутствия рядом с собой непопулярного премьер-министра, грозящего опрокинуть трон, на котором Император восседает, он быстренько подыщет ему замену. И очень может быть, что этой заменой окажется моя скромная персона. А вам все равно нужен будет опекун, кто-то, кто сможет обеспечить вам сносное существование и спокойные условия для работы.
— И этим опекуном станете вы?
— Конечно, и по той же самой причине, по которой эту роль исполняет Демерзель. Мне нужен практический метод применения психоистории, с помощью которого я мог бы более успешно править Империей.
Селдон понимающе кивнул; немного помолчав, сказал:
— В таком случае, мистер Джоранум, что толку мне об этом задумываться? Я ведь всего-навсего скромный ученый, живущий тихой жизнью, занятый безвредной математической и педагогической деятельностью. Следовательно, я совершенно спокойно могу продолжать заниматься своими делами. Деритесь себе на здоровье с премьер-министром. Кто бы из вас ни победил, у меня все равно будет опекун — ну, так я вас, по крайней мере, понял.
Джоранум прищурился.
— Доктор Селдон, вы патриот?
— Ну конечно. Империя дала человечеству тысячелетия мира — во всяком случае, в основном, мира — и обеспечила неуклонное развитие.
— Все точно. Но только прогресс несколько замедлился в последние пару столетий.
Селдон рассмеялся.
— Я таких подробностей не изучал.
— А вам это и не нужно. Вы знаете, что в политическом смысле последнее столетие, да и предыдущее, были временами непрерывных заварушек. Царствование каждого из Императоров долго не длилось и порой еще более сокращалось за счет покушений…
— Даже разговор об этом, — прервал его Селдон, — равен измене. Лучше бы вам не…
— Послушайте, — сказал Джоранум, откинувшись на спинку кресла, — видите, как все шатко? Империя гибнет. И я готов говорить об этом открыто. И мои последователи также не боятся говорить об этом открыто, поскольку на все сто уверены в этом. Нам нужен некто, стоящий по правую руку от Императора, кто мог бы управлять Империей, подавлять бунтовские настроения, которые то и дело вспыхивают где угодно, привести вооруженные силы в состояние боеготовности, в котором им просто подобает находиться, возглавить экономику…
Селдон протестующе взмахнул рукой.
— И вы все это сумеете, так, что ли?
— Мне хотелось бы стать этим человеком. Дело будет нелегкое, и сильно сомневаюсь, что выискалось бы много охотников им заняться, — да это и понятно. Демерзель, безусловно, уже не тянет. При нем упадок Империи только ускоряется, и скоро дело дойдет до полного распада.
— А вы, стало быть, можете предотвратить упадок?
— Да, доктор Селдон. С вашей помощью. С помощью психоистории.
— Но, может быть, и Демерзель смог бы остановить упадок с помощью психоистории, если бы такая наука существовала?
Джоранум, не моргнув глазом, заявил:
— Она существует. И давайте не будем притворяться, что это не так. Однако ее существование Демерзелю не помогает. Психоистория — не более чем инструмент. Значит, нужен разум, чтобы понять ее, и умение, чтобы работать.
— И все это у вас, как я понимаю, имеется?
— Да. Я знаю, на что способен. Мне нужна психоистория. Я хотел бы ею пользоваться. Я хочу ее иметь.
Селдон покачал головой.
— Хотеть не запрещается. У меня ее нет.
— Нет, есть. И спорить я не намерен. Джоранум наклонился вперед, словно хотел, чтобы Селдон лучше его расслышал.
— Вы утверждаете, что вы — патриот. Я обязан сместить Демерзеля и занять его место ради предотвращения распада Империи. Однако сам факт смены лидеров может отчаянно ослабить и без того шаткое положение. Вы ведь не хотите этого? Вот вы и подскажите мне, как нужно действовать, чтобы добиться желаемого деликатно, без вреда и шума, — ради жизни всех нас.
