Джек Уильямсон - Со сложенными руками
Приходилось принимать необычайные меры предосторожности, чтобы остаться в живых. Я не выходил из корабля, пока не была готова защищенная экранами лаборатория, носил специальный защитный комбинезон и маску, принимал всевозможные лекарства от лучевой болезни. И все-таки был очень болен.
Однако роботы чувствовали себя как дома. Излучение им не вредило, ужасный ландшафт не угнетал, они ведь не были живыми существами. Именно там, в этом чужом и непригодном для жизни месте, родились гуманоиды.
Сгорбленный в мертвенно-бледный старик на минуту умолк. Измученным взглядом он мрачно разглядывал снующие на другой стороне улицы фигуры — они все строили удивительный, флуоресцирующий в темноте новый дворец.
— Я тоже чувствовал там себя, в некотором смысле, как дома, — задумчиво продолжал глубокий хриплый бас. — Я потерял веру в людей. Окружив себя роботами, я перенес на них свои надежды, был полон решимости создать еще лучших роботов, противостоящих человеческим недостаткам и способных спасти человека от него самого.
Гуманоиды стали любимым детищем моего больного разума. Нет нужды описывать муки, в которых они рождались. На этом пути были ошибки и заблуждения, страдания и сомнение. Прошло несколько лет, прежде чем на свет появился первый совершенный гуманоид.
Теперь подошло время для строительства Центра, поскольку все гуманоиды должны были являться лишь представителями единого могучего искусственного мозга. Именно это открывало возможность достижения истинного совершенства. Старые электронные роботы с индивидуально управляемыми мозгами и собственным плохоньким питанием имели врожденные конструктивные ограничения. Поэтому они были глупыми, слабыми, неуклюжими и медлительными. И что хуже всего — так мне тогда казалось — они позволяли людям манипулировать собой.
Центр исключал все эти недостатки. С помощью родомагнитных лучей каждый робот получал неисчерпаемую энергию от могучих ядерных электростанций. Управляющие лучи давали ему абсолютную память и непревзойденный интеллект. И что лучше всего, так я тогда считал, Центр был полностью защищен от вмешательства человека.
Я спроектировал целую систему для защиты Центра от последствий человеческого эгоизма или фанатизма. Он был создан для того, чтобы автоматически обеспечить человечеству безопасность и счастье. Вы знаете Высший Закон: «Служить, слушать и беречь людей от беды».
Старые, традиционные роботы, которых я с собой привез, помогли мне создать отдельные части, и я собственными руками собрал первые секции Центра. На это ушло три года. Закончив, я выпустил в жизнь первого гуманоида.
Следж печально посмотрел на Андерхилла.
— Он казался мне подлинно живым существом, — продолжал неторопливый, глубокий голос. — Живым и более совершенным, чем человек, ибо был создан, чтобы защищать жизнь. Больной и одинокий, я чувствовал себя отцом живого существа, существа совершенного, навсегда освобожденного от соблазна зла.
Гуманоиды действительно соблюдали Высший Закон. Первые экземпляры собирали следующие, началось строительство подземных фабрик для массового производства. Их новые корабли сыпали металлы и песок в атомные печи на спаленных равнинах и новые совершенные гуманоиды, сериями выходили из темноты автоматизированных форм.
Целые сонмы гуманоидов построили новую башню Центра, белый и величественный металлический пилон, гордо стоящий посреди перепаханной огнем пустыни. На его новых этажах подключались, новые секции памяти, и вскоре емкость мозга стала практически неограниченной.
Затем они взялись за восстановление разрушенной планеты, а позднее — понесли свои идеальные услуги в другие миры. Тогда я был очень доволен собой, думал, что нашел лекарство от войн и преступлений, нужды, общественного неравенства и проистекающих от них несчастий.
Старик вздохнул, беспокойно шевельнулся в темноте.
— Как видите, я ошибался.
Андерхилл отвел взгляд от черных неутомимых фигур. Его мучили сомнения, ибо в душе он привык смеяться над гораздо менее удивительными историями, которые слышал от жильцов Авроры! Однако этот усталый старый человек говорил спокойно и уверенно, а черные захватчики, напомнил себе Андерхилл, так и не смогли сюда войти.
— Почему вы их не остановили? — спросил он. — Когда еще могли это сделать?
— Я слишком долго оставался в Центре, — Следж вновь печально вздохнул. — Я был нужен там, чтобы закончить начатое. Я спроектировал новые ядерные станции и даже придумал метод введения услуг гуманоидов без излишнего беспокойства и возражений.
Андерхилл саркастически улыбнулся.
— Знаю, столкнулся с ним, — заметил он. — Весьма успешный метод.
— Тогда я слепо верил в успех, — признал Следж. — В голые факты, абстрактную правду, механическую точность. Я ненавидел человеческую слабость и упрямо доводил новых гуманоидов до совершенства. Это грустное признание, но в той мертвой пустоте я был в некотором смысле счастлив. Честно говоря, я, пожалуй, влюбился в созданные мною машины.
Его ввалившиеся глаза горели огнем.
— Так продолжалось, пока меня не разбудил человек, явившийся, чтобы меня убить.
VI
Худой сгорбленный старец с трудом выпрямился. Андерхилл поерзал на стуле, не забывая, что он шатается. Он ждал, и спокойный глубокий голос заговорил снова:
— Я никогда не узнал, кем он был и как сумел до меня добраться. Ни один простой смертный не смог бы этого совершить. Я жалею, что не был знаком с ним раньше; должно быть, он был выдающимся физиком и опытным альпинистом. И, наверное, охотником тоже.
И он действительно прибыл, чтобы убить меня.
Каким-то образом ему удалось незаметно добраться до этого большого острова, где по-прежнему не было людей — гуманоиды только мне позволяли подходить к Центру. Но он каким-то образом обманул их контрольные лучи и автоматическое оружие.
Позднее на одном из ледников нашли его специально защищенный самолет. Остаток пути он проделал пешком через суровые новообразованные горы без единой тропинки, и вышел живым из путешествия по растекшейся лаве, все еще дышавшей смертоносным атомным огнем.
Укрывшийся за чем-то вроде родомагнитной защиты — мне так и не позволили ее осмотреть — он прошел незамеченным через космодром, который теперь занимал большую часть равнины, и через новый город вокруг башни Центра. Это требовало немалой отваги и ловкости, но я так и не узнал, как ему это удалось.
Каким-то образом он пробрался в мой кабинет на башне. Он закричал на меня, я обернулся и увидел его в дверях. Он был полугол, исцарапан и окровавлен после похода через горы. В красной, ободранной до мяса руке он держал револьвер, но больше всего меня потрясла дикая ненависть в его глазах.
