Владимир Михановский - Цель и средства
Задача оказалась трудней, чем представлялось поначалу. Десять лет он убил на нее. Но теперь, похоже, она близка к завершению. Правда, чем ближе к вершине, тем приходилось труднее: в последнее время работа асе чаще стопорилась, Альвар придумал одну штуку. Что если для инфора смастерить на выходном блоке обычную звуковую мембрану? Тогда можно будет разговаривать не только с самим собой, но и с инфором, который знает очень много…
Конечно, не следует надеяться, что это будет умный собеседник. Всякая машина глупа – это Альвар усвоил давно. Ушли в прошлое времена, когда люди надеялись, что им удастся сконструировать умную машину.
Но лучше глупый собеседник, чем никакого.
Утешенный этим соображением, Альвар рьяно принялся за дело. Он предварительно наговорил на магнитную пленку несколько фраз, анализатор разложил его тембр на гармонические составляющие и обертоны, после чего слепил точную механическую копию голоса человека.
Если раньше, задавая вопросы, Жильцони получал ответы в виде отрезка перфоленты, то теперь инфор отвечает голосом Альвара, разве что чуточку более бесстрастным.
– Не с кем проконсультироваться. Я здесь словно Робинзон, – сказал однажды Альвар, с досадой скомкав исчерканный лист бумаги.
Инфор промолчал – имя Робинзон ему ничего не говорило: машина в свое время усвоила весьма ограниченный запас тех странных книг, которые люди называют беллетристикой. Конструкторы инфора считали, что подобная информация в больших дозах вредна для машины, и уж бесполезна – во всяком случае.
– Ты будешь моим Пятницей, хорошо? – последнее относилось непосредственно к инфору, и снова машина промолчала, так как предложение превратиться в день недели было явно абсурдным.
…Увы, машина не могла объяснить Жильцони, что если уж говорить о днях недели, то Альвару необходима была среда. Та среда, без которой человек не может дышать, а птица – подняться в небо…
Если не считать некоторой тесноты жилого купола, смонтированного киберами-манипуляторами, Альвар устроился неплохо. Он получил все, что хотел. Микрореактор работал исправно, на остальные приборы тоже жаловаться не приходилось.
Иное дело – быт.
После того, как Альвар запретил Исаву прилетать в Воронье гнездо, ему пришлось перейти на хлореллу – пищу космонавтов. Синтезатор ему привез Исав во время своего последнего рейса в Воронье гнездо.
– Мне показалось, что тебе нужна эта штука, хозяин, – сказал Исав, выгружая из орнитоптера громоздкий куб синтезатора пищи.
Альвар кивнул.
Он давно уже махнул рукой на то, что Исав упорно называет его хозяином.
Отрываясь от работы на время завтрака, обеда или ужина, Альвар с отвращением смотрел на маленькие аккуратные кирпичики, которые синтезатор исправно выплевывал на поднос.
Экспериментаторы открывали новую элементарную частицу, и Альвар старался втиснуть ее в уравнения. К помощи приборов, для того чтобы проверить какую-нибудь каверзную формулу, он прибегал редко.
– Орудие физика-теоретика – карандаш и бумага, – любил повторять Марк Нуш, его учитель.
Об открытиях новых частиц Жильцони узнавал от Исава – тот передавал по радио содержание статей из физических журналов.
Шли дни, похожие друг на друга, как близнецы. Даже в самую жаркую погоду в ущелье было прохладно, а в сырые дни, в холода Альвар включал до отказа костюмную термоткань, да и купол имел обогрев.
Ничто здесь не должно было мешать тому, чтобы гений Альвара Жильцони развернулся во всей полноте. На всякий случай по приказу Альвара манипуляторы смонтировали над ущельем магнитную защиту, так что и шальная птица не смогла бы сюда залететь. Но невидимая оболочка предназначалась, конечно, не для защиты от птиц. Альвар слишком хорошо запомнил предупреждение Мензи. Магнитная защита должна была способствовать абсолютной изоляции гениального мыслителя. По идее Жильцони, защита должна была отразить чью-нибудь случайную альфа-волну, если бы таковая, хотя и в ослабленном виде, вдруг доплеснулась до Вороньего гнезда.
3. УРАВНЕНИЕ МИРА
С осветительных панелей единственной комнаты купола струился неживой свет. По расчетам Альвара, был вечер, но проверить в свое предположение он медлил. Не хотелось выходить наружу.
Что-то нездоровится сегодня. Знобит. Альвар расправил куртку, небрежно брошенную на спинку стула, и накинул ее на плечи. Похоже на малярию. Но откуда? Ведь он, как и все остальные, прошел полипрививку. Еще в интернате.
А интересно, может ли комар проникнуть сквозь магнитную защиту?
Этого не очень глубокомысленного вопроса оказалось достаточно, чтобы выбить Альвара из седла. Он дернул себя за бороду, отложил в сторону карандаш и задумался. Смотрел на математические символы, но мысль его витала далеко.
Сегодня юбилей.
В этот самый день ровно пятнадцать лет назад прилетел он сюда. Старенький, неоднократно чиненный орнитоптер доставил его с Исавом в Скалистые горы, в точку, которую Альвар перед этим долго и тщательно выбирал по стереокарте.
У него было мало багажа и много надежд.
Чего же он достиг за годы каторжного труда?
На первый взгляд Альвар сделал немало. Он сумел связать в систему добрых три десятка элементарных частиц, от позитронов до гиперонов. Он свел воедино результаты тысяч экспериментов, изложенных в тысячах статей.
Электронный мозг с такой задачей справиться никак не мог бы.
Дело в том, что многие данные не очень-то хорошо согласовывались между собой, а иной раз и просто противоречили друг другу. Как выяснить, – почему? Некорректно поставлен эксперимент? Неправильно производились измерения? А может, статью писал недобросовестный ученый, подтасовывая факты, чтобы вызвать минутную сенсацию?
В этих адских джунглях разобраться было почти невозможно.
Альвар сверял, сличал, уличал, прежде чем сделать крохотный шаг вперед.
Поручи такую работу электронному мозгу, и он сгорит на первом же логическом противоречии.
Жильцони выдержал искус – человек крепче машины и обладает гибкой логикой. Ему удалось доказать, что все тридцать элементарных частиц представляют собой не что иное, как одну и ту же прачастицу, только в разных энергетических состояниях. Так умелый актер может перевоплощаться с помощью грима в десятки различных лиц.
Физики, наверно, с восторгом встретили бы его результат. Но Альвар не обольщался: до единой теории поля, до уравнения мира было по-прежнему далеко…
Всего-навсего несколько «странных» частиц не желали укладываться в схему, которую разработал Жильцони. Пустяк? Он знал уже цену подобным пустякам. Один мелкий экспериментальный факт, поначалу кажущийся случайным, может взорвать стройное здание теории.
