Сергей Герасимов - Искусство умирать
– А если серьезно, то официальная версия – беспорядки населения или опять выдумали местный праздник. Скорее всего беспорядки, потому что не работает передающая станция.
– Не очень верится. Сколько там людей?
– Ну, переписи не проводилось. В прошлом году было около восьми тысяч.
Условия там неплохие. Сейчас может быть и все десять. Люди ведь склонны к размножению. Веселое это занятие. Я сам поразмножаться люблю, но без последствий.
– Что-то ты не весело это сказал.
– Точно.
– Тогда что же там по-твоему?
– Я не могу сказать что там, но я знаю, на что это похоже больше всего.
– Ну и?
– Вирус Швассмана.
Орвелл задумался. Вирус Швассмана. Одна из самых странных и самых страшных космических катастроф прошлого столетия. Почти легенда.
– Но это же легенда? – спросил он.
– Да, но это легенда, которая происходила. Легенда, которую сделали легендой, для того, чтобы… Даже не знаю для чего.
– Вирус Швассмана, – повторил Орвелл, глядя на прибор опасности. Стрелка стала красной и установилась по направлению ко входной двери. – Примерно где сейчас созвездие Скульптора?
Икемура подпер языком щеку, вычисляя:
– Вон там примерно, – он показал на входную дверь.
– Документы остались? – спросил Орвелл.
– О вирусе? Никаких. Только слухи.
– Я тоже помню эти слухи, – сказал Орвелл, – люди превращаются в кузнечиков, вирус, который кушает и людские мозги и электронные и т д. Не слишком ли это? И, если так, то их уже нельзя спасти. И опасности они не представляют. Они просто умерли, остается молиться за их души.
Икемура не знал, что означает слово «молиться». Он сделал вид, что знает.
Орвелл взглянул на прибор опасности. Стрелка розовела, вопреки его словам.
– Ты знаешь что-нибудь еще? – спросил он.
– Только продолжение легенды. Когда на комете Швассмана умер последний человек, то машина направила комету к Земле.
– Это естественно. Без управления она просто не могла отчалить от этого дряхлого куска льда.
– Это неестественно: она при этом передавала угрозы.
– Угрозы?
– Обещала взорвать Землю, свалившись прямо на Алатайский энергетический реактор. Землю она бы не взорвала, положим, но…
– Тогда нарушение программы?
– Нет. Тот корабль не мог двигаться без экипажа. А экипажа не было. Это выглядело примерно так, как если бы взбунтовался бульдозер и поехал бы крушить дома, сам по себе, без человека.
– И чем это кончилось?
– Конечно, корабль расстреляли, – ответил Икемура. – Но это все только легенды. А что ты думаешь?
Стрелка опасности снова стала красной.
Стрелка цели показала в сторону звездного атласа.
– Я думаю, что нужно посмотреть карты, – сказал Орвелл.
Икемура пожал плечами.
– Пожалуйста, – он взял атлас и начал листать. Скульптор. Бэта Скульптора.
Планеты. Это здесь.
Он ткнул пальцем в фиолетовый разворот карты:
– Посмотрим на экране?
Прибор опасности щелкнул.
Забираю все награды на любых олимпиадах – пел Ванька.
– Что это щелкнуло? – спросил Икемура.
– Хрустнула косточка.
– Стареешь, командир.
– Все мы стареем, – он водил рукой над картой, глядя на стрелку. Яркая стрелка указывала точно на Бэту.
– Это действительно представляет опасность, – сказал Орвелл, совершенно не контролируя свой голос. – Нужно принимать срочные меры.
– Мы уже задержали рейс, – сказал Икемура.
– Правильно. Собери надежную команду.
– Совсем надежную не получится, – сказал Икемура, – обязательно ведь влезут парни из отдела. Ты уверен, что нужно лететь? Если это вирус?
– Если это вирус, – сказал Орвелл, – то нам не позволят вернуться. Нами пожертвуют на всякий случай, чтобы не занести заразу на Землю.
– Тогда можешь лететь без меня, – сказал Икемура, – сейчас я пишу книгу по философии секса и хочу ее дописать. Я еще не успел проверить на себе все упражнения.
– Ты не успеешь дописать свою книгу. На Бэте был целый ракетный флот. Если там вирус Швассмана, то этот флот сможет свалиться нам на головы. Целый парк взбесившихся бульдозеров.
– Ты считаешь, нужно лететь?
– Да. Только не на пассажирском и не на военном крейсере. На Хлопушке.
Прибор опасности щелкнул, выключившись.
– Я думаю, сказал Икемура, – что с экипажем больших проблем не будет.
Возьмем группу Коре – там у него сейчас человек шесть. Потом, возьмем Дядю Дэна, а он возьмет с собой несколько женщин. Еще нужен хороший водитель, очень хороший, его ты выберешь сам, у меня никого на примете. Остается наблюдатель и мы с тобой.
– Сколько всего?
– Человек пятнадцать, не меньше. На Хлопушке будет тесновато, но как-нибудь поместимся. Значит, водитель за тобой.
8
Хлопушкой называли маленький корабль, специально предназначенный для надпространственных перелетов. Крупные корабли таких рейсов не выдерживали: на выходе в пространство их корежило или разрывало. Хлопушка использовалась уже восемь раз, примерно один раз в два года. Желающих покататься на такой штуке было маловато. Слишком мал и неудобен был корабль. Он вмещал восемнадцать человек. Чаще всего среди экипажа было несколько биороботов, внешне не отличимых от человека.
Биороботы всегда изготовлялись по подобию одного из участников экспедиции.
Они были довольно тупы во всех человеческих вопросах и очень расчетливы и точны во всех вопросах, доступных совершенной машине. К тому же, они были очень быстры и сильны. Один биоробот смог бы справиться с парочкой бешеных носорогов, например. Он свернул бы носорожьи шеи голыми руками.
Икемура занялся подготовкой и подбором экипажа. Орвелл занялся собственным начальством. Дело, видимо, было серьезным – прибор опасности щелкал каждый раз, когда начальство собиралась отказать, и Орвел говорил именно ту фразу, которая решала дело в его пользу. Все же на подготовку ушла целая неделя.
Большинство членов экипажа были незнакомы Орвеллу. Он знал только Кристи – девушку из группы контактов – и Коре. Конечно, Икемуру. Еще были двое смутно знакомых ребят из отдела. Кристи Орвеллу слегка нравилась, но он привык не смешивать работу с личной жизнью. Водителя он нашел – просто выбрал лучшего и написал приказ.
– Ты все же нацепил эти побрякушки, – сказал Коре в первый же день подготовки. Он имел ввиду прибор опасности и прибор цели.
– Мне нравится все красивое, – нейтрально сказал Орвелл, чтобы не врать.
Ему нравилось красивое, он говорил правду, но не отвечал на вопрос. Орвелл не любил врать – некоторые считали это чудачеством, некоторые – начальническими причудами, некоторые – удобным недостатком. Многие этим недостатком пользовались.
