Марта Уэллс - Колесо Бесконечности
Старая Мали издала непристойный звук, и Маскелль поняла, что все еще таращит глаза на воина. Она с сардонической улыбкой перевела взгляд на старуху.
— Веди себя прилично. Я — жрица, ты не забыла? — Эти слова вызвали у старой Мали такой приступ веселья, что Маскелль пришлось похлопать ее по спине, чтобы старуха не задохнулась.
Дождя больше не было; только в середине дня немного поморосило. Маскелль начала гадать, какую цену ей придется заплатить за эту милость Предков.
К вечеру Великая Дорога встретилась с Великим Каналом; теперь до самого Дувалпура они будут идти параллельно. Джунгли сменились плантациями широколистных хлебных деревьев, папайи и бананов. Впереди показалась большая пристань — несколько двух- и трехэтажных зданий высились по обеим сторонам канала, к причалу была привязана большая пассажирская баржа и несколько торговых судов и рыбачьих лодок. Маскелль привстала на сиденье и стала всматриваться из-под руки в окрестности. Вода в канале стояла еще высоко, хоть течение здесь было и не таким быстрым, как в реке; все же многие суденышки явно дожидались, пока плавание станет более безопасным.
В остальном же жизнь пристани казалась обычной: грузчики отдыхали на берегу рядом с ящиками и бочонками, выгруженными с судов, мальчишки и девчонки с мостков около пристани вытягивали поставленные раньше сети, большая группа путешественников в ярких одеждах обедала на террасе одного из зданий, выходящей на канал. Фургоны торгового каравана, весь день тащившиеся впереди, свернули на утоптанную площадку у пристани, где уже стояло несколько более легких экипажей, включая один с эмблемой имперской почты.
Растим спрыгнул с козел переднего фургона и подошел к Маскелль, чтобы посоветоваться.
— Выглядит соблазнительно, верно? — спросил он с надеждой.
Маскелль заколебалась. У нее было желание добраться до храма Илсат Кео в пригороде Дувалпура, но это означало еще по меньшей мере несколько часов пути. За последние годы она научилась избегать людей: совсем ни к чему подвергать ни в чем не повинных зевак опасности разделить ее проклятие, в Илсат Кео же, как она знала, такая опасность никому не угрожала бы. Однако ариаденцам необходимо было зарабатывать на жизнь, и пристань должна была представляться им гораздо более цивилизованным местом, чем окрестности храма на Лужайке. Торговцы и путешественники наверняка оказались бы щедрыми зрителями. Если труппа здесь задержится, придется, возможно, ночевать на обочине дороги, но так близко от Дувалпура можно было не бояться нападения разбойников.
Пока Маскелль обдумывала разные возможности, из-за деревьев по узкой боковой дорожке выехала запряженная двумя быками телега, полная радостно вопящих детишек. Пожилой крестьянин вез к пристани урожай таро. Маскелль тихо выругалась. Она совсем забыла, насколько населенными были эти земли. Теперь ей уже нигде не скрыться от людей: между посадками и плантациями виднелось множество мелких ферм.
— Сойдет, — обреченно кивнула она Растиму. Фургоны труппы свернули на свободную площадку, не занятую повозками торговцев, и Растим и Фирак отправились договариваться о представлении. Маскелль попыталась помочь старой Мали распрячь быков, но та только обругала ее. Маскелль обиженно отвернулась, отошла и уселась на бревно на берегу; она сама не могла понять, откуда взялось чувство нетерпения.
Некоторые из рыбаков подошли к ней с просьбой благословить талисманы, оберегающие их лодки, и Маскелль дала благословение: оно сохраняло свою силу, несмотря на то что ни один храм давно уже не подтверждал ее правомочность. Небо посветлело, но вода в канале сохраняла свой мутно-коричневый цвет; течение оставалось все еще быстрым, вода несла ветки и всякий мусор. Что-то привлекло внимание Маскелль к старой барже, вытащенной на берег для починки. Кто-то спал на плоской крыше каюты. В этом не было ничего необычного: многие рыбаки спали в своих лодках или в тени пристани. Но тут Маскелль узнала спящего и поняла, кого все время высматривала.
Воин исчез в середине дня, и Маскелль только теперь призналась себе, что в этом и была причина ее разочарования, растущего раздражения и беспокойства. Она покачала головой, упрекая себя. Синтанец просто сократил себе путь, пройдя напрямик через джунгли там, где дорога делала петлю, и поэтому раньше труппы оказался у пристани.
Маскелль не могла с точностью определить, что вызвало этот ее внезапный интерес. Воин просто следовал за ними, потому что они двигались в том же направлении и ничем ему не угрожали; в опасности путешествия в одиночку он уже убедился.
Маскелль, хмурясь, посмотрела на Растима и Фирака, которые спустились со ступеней одного из строений и теперь, шлепая по грязи, направлялись к ней. Лицо Растима было мрачным, Фирак что-то сердито бормотал себе под нос.
— Как я понимаю, ничего не вышло, — сказала Маскелль, когда они приблизились.
— Возникли трудности, — уныло подтвердил Фирак.
— Какие?
— Нам не по карману тут оставаться, — сказал Растим, сложил руки на груди и уставился на воду канала.
Маскелль подняла глаза к Бесконечности, моля ее даровать ей терпение. Никто из ариаденцев никогда не бывал в центральных провинциях Империи; храм на Лужайке, должно быть, продовольствие и сено продал им за гроши, а за безопасный ночлег под своей защитой и вовсе ничего не взял; хозяин же пристани требовал с них обычной для этих мест платы.
— Вы не предложили ему устроить представление?
— Оно ему ни к чему, — надулся Растим; он явно был смертельно обижен.
— И не только, — растерянно пояснил Фирак. — Он запретил нам развлекать купцов и другой народ. — Он махнул рукой в сторону рыбаков, с любопытством наблюдавших за ними, и путников, остановившихся у пристани. — А ведь главный возница купеческого каравана уже спрашивал, будет ли сегодня представление…
— О Предки на небесах! — Маскелль поднялась с бревна. С нее хватит! Растим посмотрел на нее растерянно, потом с испугом. Не обращая на него внимания, она быстро поднялась на крыльцо и распахнула дверь в здание. Раздражение кипело в Маскелль. Она прошла через несколько помещений, пропахших рыбой, освещенных коптящими масляными лампами или открытыми окнами в потолке. Фирак откровенно одобрял ее решительность, но Растим все время забегал вперед и обеспокоенно шептал: «Держи себя в руках, держи себя в руках!»
Маскелль нашла хозяина в длинной комнате, выходящей на открытую террасу. Он сидел за столом, споря о чем-то с купцами.
Появление монахини ордена Кошана было не таким уж необычным событием, но в комнате, как только Маскелль вошла, воцарилась тишина. Маскелль двинулась к столу и ударила посохом по разложенным на нем бумагам и монетам. Все, разинув рты, вытаращили на нее глаза. Глядя на хозяина, Маскелль приказала:
