Эдмунд Купер - Пять к двенадцати
- Ты оставишь его в покое, - ответила Джуно.
- Предположим, я не захочу этого сделать?
- Я заставлю тебя. Нет никакой заслуги в том, чтобы раздавить растение.
- У этого растения есть шипы.
- Избегай шипов. С твоей стороны было бы идиотизмом первым делом отправиться туда.
- Я люблю тебя, - сказал Дайон.
- Что?
- Я люблю тебя. Это прошедшее через первую степень растение ударило по моему запоминающему устройству, и теперь ты ждешь, что я буду выражаться исключительно метафорами.
- Я допрашивала его официально, как офицер порядка. Он утверждает, что ты состоял в заговоре с тремя праздношатающимися жиганами с целью изувечить всех доминант. Дальше он утверждает, что ты нанес тяжелые телесные повреждения одной доминанте и угрожал другой. Даже если предположить, что здесь всего лишь сорок процентов правды, эти вечерние похождения прямиком вносят тебя в список кандидатов на вторую степень.
Дайон разразился хохотом:
- Если эти показания - основание, чтобы подвергнуть второй степени невинного свидетеля, то, храни меня Стоупс, что же было бы, натвори я что-нибудь на самом деле.
- Ну, юнец, - вздохнула Джуно, - изложи тогда свою версию событий.
Дайон стал рассказывать. К его удивлению, она, похоже, совсем его не слушала. Воздух был тих, и голос Дайона без труда проникал через открытую балконную дверь. Но Джуно смотрела на горизонт, и на ее обращенном к комнате полупрофиле не было видно и проблеска какого-нибудь выражения. Когда Дайон закончил, она некоторое время продолжала молчать, потом вынула из верхней складки своего сари клочок бумаги и прочитала:
Незащищенные от ветра слова из меди и бронзы
Шепчут по бульварам и переулкам
О подземных полуночных солнцах
И несостоявшихся путешествиях разума
Шепчут о древних лунных морях
И омутах межзвездного пространства,
Которое вертится за маской
Штампованного медальона лица.
Дайон с ужасом взглянул на Джуно. Затем ринулся в ванную, открыл вентиляционную решетку и начал шарить в пространстве позади нее. Старинный блокнот для записей был на месте, карандаш - тоже. Распираемый гневом, он выскочил на балкон:
- Ты, проклятая сука! Ты что, обыскиваешь квартиру каждую ночь?
- Прости, - сказала Джуно смиренно, - прости, я надеялась...
- Не надейся! - огрызнулся он яростно. - Ты получаешь достаточно денег, чтобы купить мое тело, но будь я проклят, если ты даже во сне сможешь увидеть столько денег, сколько нужно, чтобы купить мою душу. Это не входило в условия нашей сделки.
Дайон был удовлетворен, увидев влажный блеск в глазах Джуно. Он порывисто схватил листок бумаги, разорвал его на мелкие клочки и бросил их с балкона. Падая, они смешались с вереницей летящих листьев.
- Какие странные и прекрасные слова, - сказала Джуно мягко.
- Архаичные вирши в давным-давно изжившем себя стиле.
- И все-таки прекрасные.
- Чепуха. Словесные экскременты - продукт больного воображения бездомного жигана. Она повернулась к нему:
- Теперь ты видишь, Дайон, почему я не хочу, чтобы ты прошел через вторую степень. Тогда эти слова умрут. Ты знаешь это. Должен знать.
Он ударил ее. Она не двинулась. Красное пятно расплылось на ее щеке.
Он ударил ее снова. И снова она не двинулась. В течение нескольких пугающих секунд они стояли, пристально глядя друг на друга.
Потом вдруг он обнял ее и поцеловал в губы. Это был лишь третий случай в его жизни, когда он целовал женщину потому, что действительно сам этого хотел.
Ее голубое сари, ее грудь, ее живот прижались к нему. Он изумился, как много жизненной энергии билось в этом теле. Оно пульсировало и вибрировало. Оно дрожало и трепетало.
Он почувствовал на губах соль, и вкус этой соли был сладок.
8
Дайон вдохнул чистый прохладный утренний воздух, который, борясь с тепловыми потоками, идущими от вентиляционной системы, и едва уловимым запахом, оставшимся после бешенства любви, проникал сквозь до сих пор открытое французское окно.
Он посмотрел на Джуно. Ее глаза были все еще закрыты. Восхитительно изогнувшись, она лежала сбоку от него, обнаженная, похожая на огромную пластиковую куклу. Она была прекрасна - насчет этого не могло быть никаких сомнений. Но прекрасно любое живое существо. Все дело в том, чтобы стоять или лежать - так, чтобы красота сделалась видимой.
Джуно и Дайон провели вместе день, вечер и ночь. Они занимались любовью до полного истощения. Потом заказали еду и питье. Когда требуемое возникло в вакуумном люке, они перенесли поднос в постель и не отрывались от него, пока не напитали энергией свои тела и не почувствовали, что снова в силах предаться экстазу. Так это и продолжалось раз за разом, но теперь все было кончено. Страсть иссякла, осталась одна только нежность. И непередаваемое изумление.
Костяшками пальцев Дайон погладил грудь Джуно. Она никак не прореагировала и осталась неподвижна - как и полагается всякой уважающей себя пластиковой кукле. Он улыбнулся, вспомнив причуды этой ночи. Доминанта растворилась в абсолютной женственности Личина офицера порядка спала, как ненужная одежда, обнаружив под собой только лишь миллионолетнюю женскую сущность, превыше всего жаждущую сексуального подчинения
Тут было над чем задуматься. А что, если все доминанты в глубине души таковы? Нет, все доминанты - нет. Среди них были существа твердые, как углеродистая сталь, полностью подавившие в себе естественные миллионолетние инстинкты. Дайон знавал их по личному опыту - горькому личному опыту Так, может быть, Джуно - вовсе не настоящая доминанта, может быть, она замаскированная инфра? Может быть, все, чего она хотела, - это приступы бурной страсти и множество детей?
Да нет. Может быть, Джуно и прекрасна, но главное - она все-таки бесплодная утроба. Дети для нее - нечто грязное и противное. Оскорбление ее великолепному мускулистому телу.
Дайон встал с кровати и через всю комнату подошел к приемному устройству вакуумного люка:
- Большой чайник чая. Яйца всмятку. Тосты, масло, мармелад. Накрыть на двоих. Десять минут. Все.
Услышав его голос, Джуно пошевелилась:
- Дайон, сколько времени?
- Половина восьмого, и воздух наполнен музыкой, которую никто никогда не научится играть.
- Стоупс побери! Мне надо на дежурство. В половине одиннадцатого.
- Спи спокойно. Всему человечеству надо на дежурство сегодня и каждый день... Как твои ячейки памяти?
Она села, затрясла головой и улыбнулась:
- Достаточно хорошо, чтобы смотреть на тебя любя, мой маленький мейстерзингер. Он присел на край постели:
- "Любя" - слово из четырех букв. Это столько же, как и в слове "кайф". Никогда не произноси непристойности [Выражением "четырехбуквенное слово" (four-letter word) по-английски обозначают нецензурное слово] до завтрака.
![Эдмунд Купер - Сомнительная полночь [сборник]](/uploads/posts/books/79433/79433.jpg)
