Джозеф Дилэни - Новые неприкасаемые
– А откуда он получал истории болезней?
– Из самых разных источников: Службы общественного здоровья, армии, государственных учреждений.
– А я полагал, что подобные изыскания незаконны, поскольку нарушают врачебную тайну…
– Верно, если пациент жив. Но людей, чьими медицинскими картами занимался Нельсон, уже почти не осталось в живых. К тому же во многих случаях правительство получало предварительное согласие пациента на передачу касающихся его сведений по каналам некоторых правительственных учреждений.
– Ага, уже теплее. И какие учреждения имеют право потребовать подобное разрешение?
– Насколько мне известно, некоторые из пациентов были сотрудниками Государственного департамента, другие занимали должности в службах безопасности. Кое-кто, возможно, работал в ЦРУ.
– А ФБР?
Наверное, из ФБР тоже. Весь Вашингтон просто впал в панику. Нельсона завалили работой. Они захотели немедленно узнать, кто позитив, а кто нет.
– И Элбану позволили получать и хранить подобную информацию?
– Предполагалось, что она так и останется в компьютере Агенства Национальной Безопасности. Они подключили терминал Нельсона таким образом, что он видел данные лишь на экране, но не мог перекачать их в собственную базу данных, так как не знал шифрованных кодов.
– Тогда как он ухитрился их сохранить?
– Очень просто. При помощи видеокамеры. Знаю, звучит абсурдно, но Нельсон был прав, утверждая, что в правительстве полные идиоты.
– И эти видеозаписи до сих пор у вас?
– Нет. Их больше не существует. У нас было более десятка кассет, но Нельсон сказал, что нечего держать данные в таком виде, что их может обнаружить любой дурак. Мы переписали их в собственную систему, защитив доступ своими паролями, а ленты стерли.
– Кейл… послушайте. Вы даже не подозреваете, что сидите на бомбе с часовым механизмом. Если про эту горячую информацию узнают, а правду, похоже, уже подозревают, то одной темной ночкой этот дом взлетит на воздух вместе с вами.
– Но вы первый, кому я это открыла, мистер Хоси. И я знаю, что Нельсон тоже хранил тайну.
– В один прекрасный день кто-нибудь сложит два и два, Кейл. Ведь вы не просто экономка, вы больше, чем жена. Ваша профессиональная компетентность чрезвычайно высока. Уверен, у вас в шкафу отыщется не один университетский диплом.
– Я получила степень магистра по гематологии в Торонтском университете; там мы и познакомились с Нельсоном. Моей темой была серповидно-клеточная анемия.
Дэйв Херрик слушал молча, позволив партнеру вести интервью и мысленно соглашаясь с его тактикой. Но теперь Дэйв решил, что пришло его время вмешаться в разговор. К тому же он желал взглянуть на составленный Элбаном список, если тот и в самом деле сохранился
– Кейл, — начал он. — Теперь вы знаете об истинной цели нашего визита. Нам нужно увидеть записи доктора Элбана.
– Для чего? Вы в них ничего не поймете. Да и мне не все ясно. Нельсон рассчитал процент позитивов вплоть до 1945 года. Это единственное, чем важны старые записи. В них даже нет имен, только личные армейские номера и номера социальной страховки.
– А чем новые записи отличаются от старых?
– Ничем. В них тоже одни номера и никаких имен.
– Тогда зачем Элбан сохранил эти записи?
– Не знаю. Сохранил, и все.
– Кейл, мы сможем их посмотреть?
– Все материалы? Это займет несколько часов.
– Можно начать с позитивов из нового списка, тех, кем интересовалось правительство.
Кейл встревожилась:
– Что вы собираетесь сделать с этой информацией?
– Узнать, кто убил доктора Элбана. Не волнуйтесь, Кейл. Хорошие репортеры всегда охраняют свои источники, можете быть уверены.
– Да мне ничего другого не остается. Хорошо, идите за мной.
Кейл привела их в противоположную часть дома. Открыв массивную дверь, женщина включила освещение.
Репортеры вошли следом, отметив, что дверь, снаружи обитая темным деревом, на самом деле стальная. Лестница и стены тоже оказались металлическими.
Кейл заметила, как озирается Тайри.
– Это помещение мы отделывали специально. Температуру и влажность следовало тщательно контролировать, мистер Хоси, потому что мы проводили весьма сложные исследования, а аппаратура очень чувствительна к внешним помехам.
Они спустились по лестнице и прошли мимо блоков непонятной аппаратуры в угловую комнату. Она тоже имела стальную дверь.
– Это компьютерная, — пояснила Кейл.
Она вновь вошла первой, включила свет и пригласила следовать за ней.
– Сейчас я разверну экран, чтобы всем было хорошо видно, — сказала женщина, поворачивая дисплей на шаровой опоре. — Ну, вот. Прекрасно. — Она включила дисплей и уселась перед ним. — Вас ведь интересуют позитивы из правительства, так?
– Правильно, — подтвердил Дэйв.
Пальцы Кейл забегали по клавишам. На экране появились цифры. Кейл набрала под ними новый ряд, затем курсор бессистемно забегал по экрану, устанавливая связи. Один раз она ошиблась и экран погас, вынудив ее начать сначала, но в конце концов она добилась цели и получила доступ к базе данных, затем дала компьютеру команду медленно выводить на экран список позитивов.
Репортеры молча наблюдали, как по экрану проползают строки цифр — обычные номера социальной страховки или личные армейские. Строка с номером 172 оказалась особой: она была помечена двумя цифрами, а рядом стояло имя. Эдвард М. Кинней. Кейл ахнула.
– Как?.. Этого номера не было, когда я просматривала список в последний раз… Президент — позитив?
– Выходит, так, — почесал в затылке Хоси, — если только на дядюшку Сэма не работает другой Эдвард М. Кинней. Однако готов поспорить, что это не однофамилец. И еще я готов поспорить, что именно поэтому вас навещали гости из ФБР.
– Это нетрудно проверить, коллега, — заметил Дэйв. — Одно из чисел — старый армейский личный номер. «О» означает «офицер». Кинней во время вьетнамской войны служил в армии. Его номер можно отыскать где-нибудь в справочнике. Другой похож на номер социальной страховки, а в наших архивах найдутся копии его налоговых деклараций и заявлений о налоговых скидках. На них должен стоять и номер социальной страховки.
– Но почему президент скрывает, что он позитив, ведь это не преступление, особенно для человека в его возрасте. К тому же подходит к концу его второй срок, и на большее он рассчитывать не может.
– Пострадает его имидж политика. Да и я, простой репортер, тоже не стал бы кричать об этом на каждом углу, будь я позитивом. У меня даже не хватило духу сходить на тестирование.
– Нельсон был позитивом.
– Что вы сказали, Кейл?
– Я сказала, что Нельсон был позитивом. Теперь я, кажется, понимаю, почему он поехал в Вашингтон. Он хотел уговорить президента публично раскрыть свою тайну и тем самым помочь остальным. Полагаю, Нельсон догадывался, что поездка может оказаться опасной.
