Журнал «Если» - «Если», 2011 № 07
Ну а вдруг и мы ничем не отличаемся от тех древних охотников? Что если и мы не понимаем, какой серьезной вещью пользуемся не по назначению уже полторы сотни лет? Может ведь такое быть? Вполне. И что тогда? А поскольку я не знал ответа на этот вопрос, то иногда меня от страха прихватывало так, что начинали дрожать пальцы, отнимались ноги, а желудок скручивался винтом. Но природное человеческое любопытство оказалось сильнее. Эксперимент уже был назначен на первую субботу после новолуния и отмене не подлежал.
Жену я заблаговременно отправил с самого утра в тур по косметическим магазинам в сопровождении подруги. На всякий случай оставил на столе заранее подготовленную записку, стараясь, с одной стороны, предупредить, с другой — не вызвать паники. Позвонил родителям, чтобы напомнить, как я их люблю. Успокоил маму, встревоженную моим неожиданным звонком. Поставил свой любимый диск с «Нежным звуком грома» и в несколько слоев, никуда не торопясь, равномерно нанес на все тело зеленку, стараясь не пропустить ни единого квадратного сантиметра кожи.
Когда я закончил, меня уже трясло, как в лихорадке. Я не знал, чего ожидать, поэтому подготовился к любым неожиданностям. Но прошел час. Потом еще один. «Нежный звук грома» сменился «Стеной», потом «Обратной стороной Луны». Никаких других изменений не происходило. Я даже жжения не почувствовал от спиртового раствора анилиновой краски, которую вылил на себя в таком непомерном количестве. Только продрог слегка, поскольку опасался измазать краской мебель и все это время просидел без движения на полу.
Ну и не простым, конечно, был процесс ликвидации последствий эксперимента. В редакцию, во избежание лишних расспросов, я не заходил две недели. Соврал, что случился приступ псориаза. Дома носил рубашки с длинными рукавами. Волосы сразу сбрил под ноль. А вот с лицом пришлось повозиться. Даже после многочисленных умываний с шампунями и косметических процедур со скрабом на абрикосовых косточках зеленоватый оттенок преследовал меня в зеркале еще довольно длительное время. К счастью, жена к моему эксперименту отнеслась вполне спокойно. Наверное, я бы сам гораздо больше удивился, если бы вернулся домой и застал ее, сидящей на полу совершенно голой, да еще и с ног до головы в зеленке. А она только поохала с полчаса, после чего засунула меня в ванну и стала помогать оттирать зеленую краску.
И все же я рад, что так вышло. Я рад, что не стал невидимым, не взорвался, не распался на молекулы, не свернул пространство, не превратился в сверхновую, не растекся во времени, не проник в тайны мироздания, не провалился в другие измерения, не научился читать мысли на расстоянии и видеть невидимое. Рад, что не мимикрировал, не индульгировал, не закуклился и не вылупился в другом обличье. Хорошо, что меня не втянуло в энергетическую воронку, на меня не свалилась Луна, за моим окном не опустилась летающая тарелка, меня не похитила внеземная цивилизация, спутав со своим соплеменником. Со мной не произошло ровным счетом ничего. И от этого я почему-то чертовски счастлив.
Хотя один нюанс меня все еще беспокоит. С недавних пор стали случаться приступы жамевю. Это когда оказываешься в обстановке, которая должна быть привычной и знакомой, но тебе начинает вдруг казаться, что все вокруг незнакомое и чужое. Иногда меня озадачивают поступки знакомых и ценники в магазинах. И жена почему-то уверяет, что никогда не была блондинкой. А позавчера, когда я попытался опять разыскать Светозара, то не смог найти даже его дом. Адрес я не перепутал — улица Петра Осьминина, 28. И все остальные дома на этой улице стоят как вкопанные. Вот только вместо пятиэтажки Светозара — детская спортплощадка. Такая, знаете, с покрытием из резиновой крошки…
Алексей Молокин
День яйца
Что было раньше, яйцо или курица?
Задавший этот сакраментальный вопрос человек был моложав, даже можно сказать, неприлично моложав, одет в демократичную футболку с надписью «Я — СВОЙ» на груди, турецкие джинсы и напоминал Шуру Балаганова, сделавшего карьеру лидера молодежного движения. Следы былого простодушия явственно читались на его широком веснушчатом лице, а честные желтые глаза горели дурным энтузиазмом. И только часы на загорелом запястье не соответствовали общей композиции. «Ролекс» явно был настоящим.
Начальник отдела культуры славного города Растюпинска попятился бы, вот только сидя это было сделать затруднительно, поэтому начальник насупился и сделал вид, что задумался.
«Хоть бы позвонил кто… — с тоской подумал он. — Когда не надо, трезвонят и на мобильный, и на обычный — уши не успеваешь чистить, а тут…»
Но телефон молчал. В этом было что-то мистическое и даже зловещее.
— Ну? — весело подзадорил начальника приезжий.
Надо было что-то отвечать. Молодой человек приехал из столицы, и не откуда-нибудь, а… в общем, «вот кто-то с горочки спустился».
Уполномоченный по развитию национальных традиций малых городов России Александр Шатров прибыл в Растюпинск именно для того, чтобы эти самые традиции выявить, развить, а потом использовать — если не в качестве национальной идеи, то хотя бы в виде гарнира к таковой.
— Яйцо, — почему-то с ужасом прошептал начальник, внезапно осознав, что угадал.
— Именно, — довольным голосом сказал потомок Балаганова. — Именно Яйцо!
Слово это он произнес с большой буквы, так что сразу стало ясно, что речь идет не об обычном пищевом продукте, а о чем-то большем.
А первопричиной этого странного разговора было вот что…
Обследовав Растюпинск и его окрестности, так сказать, инкогнито, уполномоченный к своей досаде не обнаружил у растюпинцев ни одной стоящей исконно местной традиции, кроме, пожалуй, стремления выпить на халяву. Но ведь такое стремление, согласитесь, присуще многим, если не всем. Местная традиция — это нечто особенное. Вот в Суздале, например, ежегодно празднуют День огурца, в Санкт-Петербурге — Белые ночи, в Коврове — Утро червя, Владимир некогда славился богомазами, Павлово-на-Оке — комнатными лимонами, замками и ножами… Где-то плясали кадриль, где-то в чести были мыши, в Жемайтисе вообще черти, короче говоря, повсюду существовали исконные традиции, из которых можно слепить какую ни есть национальную идею. А вот в Растюпинске ничего такого не было. Ну, совсем ничего. Когда замаскированный под честного безработного уполномоченный начинал в какой-нибудь пивнушке расспрашивать аборигенов, не имеется ли в их родном городе чего-то эдакого и чем Растюпинск вообще славен, собутыльники почему-то сразу настораживались, хмурились и переставали с мнимым безработным чокаться. Несколько раз просто посылали куда подальше, а один раз хотели побить. Спасло сходство с известным артистом Куравлевым, игравшим некогда того же Шуру Балаганова. Хождение в народ пришлось прекратить как вредное для печени и вообще для здоровья, но приезжий был мало того что упрям, так ведь еще, зараза, изобретателен. Идея создания исконно местной традиции в этом обиженном историей городишке подкатилась к нему за завтраком и была проста и совершенна, как яйцо. Да это и было яйцо.
