Брайан Олдисс - Птицы Марса
После коротенького кофе-брейка на трибуну поднялся ректор Южноафриканского университета, чтобы выразить несогласие с политикой запрета на возвращение с Марса.
— Я считаю, что это пунитивная статья договора. К нам пришло бы гораздо больше желающих слетать на Марс, если бы им разрешили вернуться домой по истечении… ну, скажем, шестимесячного срока пребывания.
Ответное слово взял представитель Оксфорда:
— Те, кто принимает решение переселиться на Марс, обязаны покидать Землю как изгои. Категорически невозможно профинансировать предлагаемые вами поездки туда-обратно; затраты торпедируют все наши цели. Кроме того, введенный запрет автоматически отсеивает слабонервных. А нам как раз нужны только смелые да умные. Совсем скоро, смею надеяться, на Фарсиде запищат младенцы. Вот кому быть гарантами серьезности наших намерений.
Зал одобрительно загудел. Ну как же, как же: младенцы! Куда же без них? Ни тебе будущего, ни долгосрочного планирования.
Увы, здесь-то и таились корни трагедии.
Другие вопросы тоже вызвали разногласия. Тиббет подвел черту под одним из разгоревшихся споров.
— Мы приветствуем решительные меры, предпринятые нашими южнокитайскими коллегами в отношении чрезмерного прироста населения. Я знаю, что когда госпожа Бань Му-гай сменит меня на этом посту в октябре, она поддержит и даже дополнительно акцентирует наш недавний доклад о ситуации в субсахарской Африке, которая до сих пор лидирует по темпам размножения и скоротечности жизни.
С кресла немедленно сорвалась представительница Гавайского университета и горячо запротестовала: дескать, надо попросту активнее заниматься ликбезом женщин Черного континента.
Тиббета заявление не тронуло.
— Как показывает опыт девятнадцатого века, колониальные вторжения в Африку лишь усугубили ситуацию. Этот регион должен сам решать свои проблемы. В прошлом туда вбухали миллионы на программы помощи, а толку почти никакого. Швырять деньгами в коррупционеров не просто бесполезно, а прямо-таки вредно. Любые интервенции и вмешательства, хоть криминального свойства, хоть филантропического, следует запретить под страхом уголовного наказания и неподъемного штрафа.
Тут с места раздался еще один голос. Руку вскинул не кто иной, как Баррин.
— Сэр, я прилетел с Марса, чтобы принять участие в этом совещании, а также других всемирных форумах. Мое имя Баррин. Если я правильно понял, вы призываете СУ покинуть Африку, и пусть она в одиночку разбирается со своими бедами. Боюсь, что столь безжалостный прецедент не даст и нам, марсианам, спокойно спать по ночам: а вдруг мы тоже лишимся финансовой поддержки?
— Мы вам рады, сэр, — промолвил Терьер, обращаясь к Баррину. — Хочу заверить, что ваши опасения беспочвенны. Марсианский проект, предложенный Мангаляном и поддержанный НАСА-Пекином, в повестке дня Соединенных Университетов всегда стоял пунктом номер один. И будет стоять. Ведь от его успеха зависит и будущее сей замученной планеты. Позвольте напомнить — не только вам, но и всем присутствующим, — что к объединению нас подвигнули как раз ускоряющиеся темпы прироста населения. Человечество растет числом еще с середины четырнадцатого века, но лишь в прошлом столетии — за что спасибо медицине и удлинению детородного периода — этот процесс принял угрожающие… Да куда там! Поистине невыносимые пропорции. Мы живем как сельди в бочке, ходим друг у дружки по головам. Существование превратилось в муку. Как однажды выразился наш коллега Ли Гуань-ши — и эта фраза стала крылатой: «Ребята, пора валить!»
Шелест удовольствия облетел аудиторию. В тот период, когда накал борьбы за создание марсианской базы достиг своего апогея, этот нестареющий лозунг помог выиграть битву.
Затем, обращаясь непосредственно к Баррину, Терьер сказал:
— Ваш предварительный отчет запланирован на послеобеденную сессию. Возможность выступить представится ровно в четыре пополудни. — После этого он вернулся к основной теме: — Проблемы множатся день ото дня. Североамериканский филиал нашего Статистического бюро сообщает об учащении случаев распространения микробов-сверхинфектов, о дальнейшем росте дефицита продовольствия и питьевой воды. Кроме того, как известно, почти полностью вымерла популяция пчел, а попытки воспроизвести их экологическую роль искусственным путем провалились. Между тем продолжительность жизни на Западе продолжает расти, и одновременно с этим падает уровень социальной толерантности к особям старше девяноста пяти лет. Мы категорически должны принять резолюцию по данному вопросу и… Прошу прощения!
Сработал его визгун. Поднося аппаратик к уху, Тиббет напомнил ему, что уже давал распоряжение не беспокоить.
Сообщение было доставлено в беззвучной форме. Тиббет застыл, уткнувшись взглядом в стол. Затем, словно беря себя в руки, встрепенулся и знаком пригласил к подиуму Баррина. Шепча тому на ухо, он прикрывал рот рукой.
— Думаю, объявление лучше сделать вам. Сестра-то моя, но епархия ваша. Итак, отличная весточка. Давайте мы ею скомпенсируем новости плохие.
Баррин запротестовал. Терьер настоял.
Развернувшись вместе с инвалидным креслом, Баррин обратился лицом к аудитории. Говорил он с дрожью в голосе:
— Эта семья знакома мне по Фарсиде. Партнессу зовут Шия. А его — Фипп. Шия только что разрешилась от бремени живым младенцем. Живым младенцем! Мы бесконечно рады этому известию.
Реакция зала была неоднозначной. Многие приятно улыбнулись. Немногие, но лучше информированные, скептически поджали губы.
Баррин тем временем продолжал:
— Кое-кто из вашего высокоученого сообщества давно уже в курсе, однако тысячи обычных людей до сих пор держали в неведении… Сейчас, однако, я должен открыто сообщить, что вплоть до этого момента все роды на Фарсиде заканчивались неудачами. Плоды появлялись на свет с переломанными костями, деформированные, бездыханные…
Он сглотнул слезы.
— Да-да, переломанные и бездыханные, кто-то безногий, кто-то с черепной коробкой толщиной с яичную скорлупу, кто-то без головного мозга… Ваш президент сказал, что именно мне следует обнародовать фактические цифры. В Западной башне состоялось лишь восемьдесят пять родов. Точнее, мертворождений.
В зале раздались ошеломленные возгласы.
— Вот именно. Мертворождения. Восемьдесят пять патологически деформированных мертвых младенцев. Я… я не могу вам передать, до чего это страшно.
С места выкрикнула какая-то женщина:
— Как? Почему? Как вообще такое допустили?!
Баррин успел потерять дар речи. Инициативу принял на себя Тиббет — он продолжил тему, силясь сдержать эмоции:
