Ольга Ларионова - Леопард с вершины Килиманджаро
– Точнее – сорок шесть, – постным голосом вставил я.
– …и устанавливающая законы перехода материальных тел в подпространство.
Я поднял голову и внимательно посмотрел на нее. Это была Сана. Это была МОЯ САНА. Но если бы два часа тому назад она не была Моей Саной, я подумал бы сейчас, что это – прекрасно выполненный робот пластической моделировки.
Одиннадцать лет ждать этого дня, этого первого разговора – и выслушивать лекцию, которую я свободно мог бы получить от любого робота-энциклопедиуса.
– Когда-то ты интересовался моей работой, – невозмутимо продолжала Сана, – поэтому ты должен помнить, что наша группа, – тогда ею руководил Таганский, – была занята поисками человека, достаточно эрудированного для того, чтобы его мозг мог послужить образцом для создания модели электронного квазимозга.
– Ага, – сказал я, и голос мой прозвучал хрипло, так что мне пришлось откашляться. – Поиски супермена. Еще тогда я вам говорил, что это – бред сивой кобылы в темную сентябрьскую ночь.
Сана опустила уголки губ и приподняла брови. В такие моменты она становилась похожа на старинную Византийскую икону, и это предвещало, что меня сейчас начнут воспитывать.
– За эти одиннадцать лет твоя речь приобрела излишнюю иллюстративность, Я понимаю, что ты разговаривал только с роботами и читал книги, написанные на забытых диалектах, в некоторых случаях опускающихся даже до уличного жаргона. Но теперь тебе всю жизнь разговаривать с людьми.
Она почему-то сделала едва уловимое ударение на слове «тебе», и от этого фраза получилась какой-то неправильной, шаткой, словно тело в положении неустойчивого равновесия. Сана и сама это заметила, снова недовольно вскинула брови и еще суше продолжала:
– Мы были связаны жесткими требованиями Эрбера. Он считал, что только схема, целиком воспроизводящая человеческий мозг, сможет управлять машиной в любых, самых неожиданных условиях. Технически выполнить эту работу было не так сложно. Взять хотя бы наши профилактические станции здоровья – наряду с такими физическими данными каждого человека, как снимки его скелета или объемные схемы кровеносной системы, они хранят периодически обновляемые биоквантовые снимки нейронных структур головного мозга. Это позволяет в случае потери памяти восстанавливать ее почти в полном объеме, как это делается сейчас по просьбе любого человека. Если ты хочешь вспомнить что-то, забытое тобой за эти одиннадцать лет, – обратись в Мамбгр, ведь именно там мы провели последние годы перед твоим отлетом…
– Я ничего не забыл, – начал я. – Помнишь, мы…
Она подняла ладонь, останавливая меня.
– Сейчас речь не о том. Так вот. Мы отобрали нескольких наиболее видных ученых и с их разрешения создали электронные копии их головного мозга.
– Нетрудно догадаться, – сказал я раздраженно, – что из этого вышло. В одном случае вы получили робота-космо-геодезиста со склонностью к энтомологии и классическому стихосложению, но абсолютно несведущего во всех других вопросах; в другом – палеоботаника, слегка знакомого со структурным анализом и теорией биоквантов, и опять же не смыслящего ничего в космонавтике, и так далее. Не понимаю, зачем старику Эрберу далась такая несовершенная вещь, как человеческий мозг.
– Я не буду приводить тебе сейчас доказательств преимущества человеческого мозга перед любой машиной. Все-таки и по сей день он остается непревзойденным творением Природы. Но ты прав – машина, уходящая в подпространство, должна была нести в себе более совершенный управляющий центр, чем слепо скопированный, человеческий мозг. И тогда Элефантус предложил идею фасеточного квазимозга с наложенными нейро-биоквантовыми структурами.
– По моему убогому разумению, если вы хотели получить робота, совместившего в себе гениальность всех великих мира сего, то такое устройство вы должны были бы программировать до сих пор.
– Да, – возразила Сана, – так было бы, если бы мы сами этим занимались. Но мы перевели машину на самопрограммирование. И здесь мы допустили ошибку. Чем больше узнавала машина, тем яснее она «себе представляла», как недостаточны могут оказаться ее знания. Она стала ненасытной.
– Пошла в разгон.
– Вот именно. Спасло положение лишь то, что самопрограммирование шло с непредставимой быстротой, к тому же машине были обеспечены «зеленые каналы» для любых связей.
– Вам пришлось снять питание?
– Нет, мы решили предоставить ей дойти до естественного конца, то есть перебрать всех людей, живущих на Земле.
– Ух, ты! – вырвалось у меня. – Ведь это же многие миллиарды схем!
– Ну, а что – миллиарды и даже десятки миллиардов для современной машины? Даже если учесть, что каждая схема сама по себе…
– Я не о том, – я переставал злиться, так было здорово все то, о чем она сейчас мне рассказывала. В конце концов, разве не естественно, что женщина немного хвастает своим и достижениями? Тем более, что я просидел эти годы сиднем, как Иванушка-дурачок, до совершения положенных ему подвигов. – Я о том, что сделать машину умной, как все человечество сразу – это действительно «Ух, ты!». И ты – умница. И вообще – иди сюда.
Она не шевельнулась – словно я ей ничего не говорил.
– Целью всего эксперимента, как тебе это известно, была посылка корабля на одну из ближайших звезд. – Сана легонько вздохнула, и по тому, как она переступила с ноги на ногу, как стала смотреть чуть выше меня, я понял, что говорить она собирается еще очень долго. – «Овератор» должен был совершить переход в подпространство, с тем, чтобы при обратном переходе выйти в пространство в непосредственной близости от Тау Кита. Программа исследований, поставленная перед роботом-пилотом, была чрезвычайно обширна: обзор всей планетной системы, выбор планеты с оптимальными условиями для развития на ней жизни, приближение к этой планете на планетарных двигателях, и дальше – наблюдения по усмотрению самого робота-пилота. Здесь-то в наибольшей степени был необходим аналог человеческого мозга. Если на планете находились существа, хотя бы способные передвигаться, – основное внимание должно было быть сосредоточено на них. Разумны ли они – это мог решить только человеческий мозг, но не машина. При задаче – собрать максимум информации о гипотетических «таукитянах», роботу-пилоту строжайше запрещалось вступать с ними в контакт. Даже при наличии высокой цивилизации. Затем «Овератор» должен был вернуться на Землю.
Сана сделала паузу. Черт побери, это была очень эффектная пауза. И надо же было так измываться над человеком!
– «Овератор» был выведен на орбиту Инка-восемнадцатого, самого отдаленного искусственного спутника Сатурна. Оттуда был произведен запуск, и туда же он и вернулся точно спустя пятьдесят дней. Вот тогда-то, в момент возвращения «Овератора», и возник конус загадочного излучения, не затронувшего ни Инка, ни каких-либо других спутников, ни самого Сатурна. Под излучение попал только буй, на котором находился ты.
