Зиновий Юрьев - Рука Кассандры
– Нет, потому что в этой штуковине не только никто пока еще не разбирается, но никто в нее не поверит в ближайшие пять лет.
– Но нас вы держите в курсе дела.
– Обязательно. К тому же, когда я смогу попытаться сделать обратный обмен, лучше поместить троянца на то же место, где он появился.
– Гм… – пробормотал полковник, – а Куроедова как вы поместите на то же место?
– Будем надеяться, – сказал бригадир настройщиков. – Конечно, может случиться, что вместо Куроедова мы получим в обмен другого троянца, но что поделаешь – первые шаги пространственно-временного обмена. Будем пытаться еще и еще раз.
– Боже, сколько же троянцев перебывает в нашем районе! – застонал полковник и обхватил руками голову.
5
Когда Маша Тиберман поступила в аспирантуру, ее мать Екатерина Яковлевна раз и навсегда прониклась величайшим к ней почтением. В булочной номер семнадцать, где она работала продавщицей, весь коллектив точно знал, когда сдается философия и сколько сил уходит на освоение латинских глаголов. Одно время работники кондитерского отдела даже умели сказать: «Галлиа омниа ин партес трес дивиза эст», потом же забыли сообщение Цезаря о том, что вся Галлия была разделена на три части. Но интереса к античности не потеряли и даже дважды коллективно ходили смотреть «Приключения Одиссея» и «Фараон».
В этот день после звонка Маши из института с просьбой приготовить какую-нибудь закуску по случаю неожиданного и срочного сбора гостей, Екатерина Яковлевна отпросилась пораньше, быстренько закупила все необходимое, помчалась домой и принялась готовить винегрет и рубленую селедку, которые уже давно славились среди обширных Машиных знакомых.
Готовить было ей нисколько не тягостно, скорее наоборот, она даже получала удовольствие, мысленно представляя выражение немого восторга на лицах гостей с набитыми ртами и шумные потом поздравления по поводу ее, Екатерины Яковлевны, кулинарных необыкновенных способностей.
Да и сами вечеринки с их латинскими и греческими тостами, шутливыми стенгазетами, выпускаемыми специально для них, Маменькиными раскрасневшимися щечками были для нее приятны и даже умилительны. «Дай бог ей еще хорошего мужа, не обязательно старшего научного, пусть даже младшего…» – шептала она. Будущего Машенькиного мужа она представляла себе высоким, солидным и придирчиво требующим жестко накрахмаленных воротничков. Немножко она его даже побаивалась, очень уважала за безукоризненные манжеты и ученость и готова была на все, лишь бы Машенька была счастлива.
Есть ли у нее ухажеры, Екатерина Яковлевна у дочери спрашивать остерегалась, зная, что та может и рассердиться – нервы, наука… Зато уж на вечеринках, когда они устраивались в их доме, наставляла глаза перископами, стараясь угадать кто. Однажды она почему-то решила, что Машенька неравнодушна к маленькому полноватому инженеру Васе Быцко, и два дня у нее было смутно на душе. Не то чтобы он был плохим человеком, боже упаси… Но он был невысок, ходил не только что без крахмальных воротничков, а даже и вовсе без галстука и занимался какими-то непонятными машинами, а не родной Троей. Потом инженер исчез, и Екатерина Яковлевна снова мысленно принялась крахмалить Его воротнички.
Селедка была уже готова, оставался винегрет, когда послышался дверной звонок. «Ах, Маша, Маша, ученый человек, вечно забывает ключи», – подумала Екатерина Яковлевна, вытерла руки о передник и пошла открывать дверь.
Маша ввела за руку высоченного дядечку с черной бородой, в коротковатом коричневом костюме в клеточку. «Ну и мода пошла у нынешних!..» – изумилась Екатерина Яковлевна.
– Знакомься, мама, это Абнеос, – сказала Машенька.
– Очень приятно, – сладко улыбнулась Екатерина Яковлевна. – А по отчеству вас как?
Борода беспомощно посмотрел на Машеньку, и та поспешно объяснила:
– Мама, Абнеос по-русски не понимает.
– Он что же – иностранец?
– Некоторым образом да.
– А откуда?
– Абнеос из Трои.
– Он что же, в командировку или по научному обмену?
– Как тебе сказать…
Тут бородатый что-то сказал Машеньке, и Екатерина Яковлевна, опомнившись, затрепыхалась:
– Да что это я!.. Проходите, пожалуйста, стереовизор включите, я мигом управлюсь, а там и другие гости подойдут.
Она пошла на кухню в некотором смятении духа. С одной стороны, не дай бог увезет Машеньку куда-нибудь к черту на кулички, бывают ведь такие случаи; с другой – человек, видно, ученый и по-русски не понимает. Модник, с бородой.
Уж сколько раз ругала себя Екатерина Яковлевна за буйную, как у девчонки, фантазию, но ничего поделать с собой не могла. Вот и сейчас живо представила себе внуков, таких же чернявеньких, как этот. Врываются они к ней с визгом, криком, все вверх дном, а ей нипочем. Что же, убрать потом трудно? И чего Маша на них ругается, дети ведь, понимать надо, мальчики…
Один за другим начали сходиться гости: поэт-песенник Иван Гладиолус, написавший в свое время слова к знаменитым «Фиалкам»; внештатный журналист Михаил Волотовский, ездивший зачем-то туристом на все зарубежные спортивные состязания, в которых ни бельмеса не понимал; уже знакомый нам старший научный сотрудник Сергей Иосифович Флавников; немолодой, но подающий надежды художник-график, в белых носках и с челкой, Витя, по прозвищу Чукча; переводчица с румынского и аварского Доротея Шпалик, употреблявшая столь длинные мундштуки для сигарет, что ее благоразумно обходили стороной.
Входя в комнату, гости бросали быстрые оценивающие взгляды на стол, в центре которого под охраной двух бутылок «Столичной» стоял знаменитый винегрет. Затем они украдкой осматривали троянца. Большинство улыбалось: и стол и троянец были вполне на уровне.
– За стол! – скомандовала Машенька.
Раздался дружный грохот стульев, и гости быстро разоружили охрану винегрета, поплыла из рук в руки хлебница и кто-то крикнул:
– Сергей Иосифович, тост!
– Я сегодня не в ударе, – вяло трепыхнулся Флавников, зная, что тост все равно сказать придется.
– Просим, просим, – бубнил график Чукча, а Доротея Шпалик грозно направила на историка мундштук с дымящейся сигаретой.
– Сдаюсь, – сказал Сергей Иосифович, поднял глаза к потолку, словно искал на нем мыслей и вдохновения. – Друзья, сегодня у нас не совсем обычный вечер. Ведь за последние три тысячи лет вряд ли кому-нибудь приходилось сидеть за одним столом с живым троянцем, тем более с таким милым выходцем из другой эры, как наш Абнеос – этот ходячий источник тем для кандидатских и даже докторских диссертаций. А ведь Абнеос был в свое время, – Флавников тонко улыбнулся, – я говорю – в свое время, всего лишь шорником. Итак, выпьем за шорников, консультирующих докторов наук!