Чарльз Робертс - Пещера чудовищ
Стая Хоу бедствовала.
Целую неделю дожди мешали ей зажечь охотничий степной пожар, а вчера был залит ливнем ее последний единственный костер. Напрасно стая рылась целые сутки в сыром сером пепелище, стараясь найти хотя бы искорку пламени, хотя бы одну чуть тлеющую головешку. Напрасно самки наносили груды самого отборного сухого сена и тонкого мха на скорчившихся кусочках древесной коры. Напрасно старый Хоу и самцы стаи с пучками этого сена и мха ползали на четвереньках по влажному пеплу, раздувая его так, что целые головешки перепрыгивали через их согнутые спины. Костер потух безнадежно.
Вымазанный мокрою сажей, мудрый Хоу казался еще страшнее, чем всегда. Седовато-бурая шерсть, покрывающая его голову, плечи, спину и грудь, слиплась от пота и грязи в клочья, которые казались колючками, торчащими отовсюду из его тела. Злой поднялся он с земли, выпрямился, зарычал сердито на остальных, дал здоровенного тумака подвернувшемуся ему под ноги Гам-Хи и медленно пошел к ближайшему дереву леса. Отряхнувши с себя остатки пепла и грязи, тщательно прочистивши свой широкий холодный нос, он забрался по сучьям на дерево, как можно выше, пока ветви не стали гнуться в дугу и трещать под его тяжестью.
Долго протяжными-протяжными глотками втягивал он в себя через широкие ноздри приносимый оттуда ветром воздух. Ничего!
Нигде не видно дымящейся, бросающей огонь, вершины вулкана, такой знакомой и родной, такой успокаивающей и надежной в обычное время; нигде не заметно тонкой струйки дыма, подымающейся от костра степных охотников обезьян, так ясно говорящей, где может быть зажжен охотничий степной пожар. Ни откуда не доносится сладкий запах гари, обещающий всегда обильную и вкусную пищу изголодавшемуся желудку.
Ничего! Лишь далеко на западе видны в траве темные пятна пасущегося стада быстроногих лошадей, о которых теперь, без огня, и мечтать нечего, да с сырого пепелища иногда доносится унылый запах погасшего костра, неприятный, тоскливый, тревожный запах.
Он видел, как медленно на запад подвигался по своим голубым степям, там, наверху, этот удивительный Ха (так обезьяны звали огонь), зажигающийся утром и погасающий вечером где то в горах, в лесах, в степи. Туда же на запад, за ним, верхним Ха, бежали серые и белые стан лохматых облаков. Туда же; на запад, медленно передвигалось пасущееся вдалеке стадо лошадей.
Куда идти? Обезьяны внизу внимательно следили за Хоу. Это но мешало им однако же постоянно шарить в траве и в кустах, выискивал все, чем можно было бы заглушить терзающий их голод. Слизняк, улитка, суетящийся в граве кузнечик, выползший из-под коры жук, а то и просто молодые побеги ближайшего куста или свалившийся с дуба желудь становились добычей цепкой руки, раздроблялись и разжевывались сильными, крепкими челюстями.
Хоу слез с дерева. Набив обе щеки, насколько они могли выдержать, желудями, он что-то хмуро буркнул и двинулся вдоль опушки леса на запад. Стая гуськом заскользила за ним.
Они шли несколько часов. Тени сделались длиннее и отсветы солнца на листьях и стволах деревьев уже перестали быть такими блестящими, что на них больно смотреть. Уж напоенный запахом цветов и болотной прели воздух не колебал в своих струях очертаний противоположных опушек лесной прогалины и далеко стоящих отдельных деревьев. Стало не так жарко. Со степи подул ветерок.
Хоу вдруг остановился. Рыжеволосая Гиги, обладающая острым обонянием, заворчала и опасливо подалась к ближайшему дереву.
Старый вожак осторожно раздвинул ветви куста, отделяющего от него степь, и стал пристально во что-то вглядываться. Раздуваемые степным ветерком, клочья длинной шерсти на плечах и груди тихо колыхались, обнажая по временам то здесь, то там грязновато-белые полосы кожи. Лоб его наморщился и волосы на затылке и шее иногда поднимались дыбом, а правое ухо начинало шевелиться, напряженно к чему-то прислушиваясь. Прошло несколько мгновений. Хоу, крадучись, повернул к высокому дубу, глухо и грозно ворча, забрался в зеленый переплет ветвей и притаился. Один за другим, вся стая последовала его примеру.
За группой деревьев, зеленым мысом вдающихся далеко в степь и протянувших теперь по тихо шелестящей траве вечерние длинные тени, двигались какие-то темные силуэты. От них мигали и потухали просветы между блестящими на солнце стволами дубов, берез и вязов. По временам оттуда доносился треск и глухое рокотанье. Вот из-за дрожащей узорчатой сетки переднего дерева выдвинулась огромная, коричневатая масса, и на солнце сверкнули две белых полоски. От них взметнулся вверх гибкий отросток и змеей обвился вокруг пучка зеленых ветвей. Мгновенье — дерево встрепенулось, зеленый пучок оторвался с треском и исчез между двумя блестящими остриями.
Слоны! Стая Хоу следила за ними, притаив дыханье. Ах, если бы желтый и горячий Ха был с ними! Медленный, никому не уступающий дорогу, слон заботливо охраняет своего детеныша и не спешит уходить от степного пожара. Сколько раз он становился жертвой своей неторопливости и чадолюбия, сколько раз на много-много дней стая получала благодаря ему запасы вкусного, сочного мяса.
И теперь, при виде появившихся гигантов, обезьяны судорожно двигались, шевелились. Им хотелось кричать, бегать, размахивая тлеющими сучьями, бросаться сыплющими искры головешками. Но огня не было, и Хоу оставался неподвижным. Он лишь глухо ворчал, зорко переводя взоры со слонов на гущи кустарников, вздрагивая каждый раз от треска сломавшейся, ветви или от шороха заколебавшихся сучьев. Видя это, стихла и вся стая.
Надо было быть осторожным. Там, где пасется слон, там обыкновенно таится в кустах и кровожадный махайрод. Вот и сейчас, хоть и не колышется нигде, расступаясь под плавной походкой, трава, хоть и не змеится нигде гибкая полоска бурой спины хищника, острый нюх обезьяны улавливает терпкий запах опасного врага, изощренный ее слух отгадывает шелест сухого стебля, смятого когтистой лапой крадущегося тигра.
Стадо слонов неторопливым шагом продвигалось вперед, поворачивая от опушки леса глубже в степь.
Вдруг, около одного из них, несколько отбившегося в сторону, мелькнула тень. Великан покачнулся и затрубил. Его рокотанье смешалось с громким рыканьем тигра, оказавшегося у него на загорбке. Когтями и зубами махайрод рвал со спины добычи клочья кожи и краевого мяса.
Стадо остановилось. Вожак и несколько самцов грозно заурчали и двинулись на выручку пострадавшего товарища. Их хоботы воинственно поднялись вверх и угрожающе тянулись к врагу. Тигр соскочил со спины своей жертвы, ловко увернулся от ее тяжелых ног, пытавшихся его растоптать, и отступил. Саженными, плавными скачками он понесся вдоль опушки леса. К нему присоединилась вынырнувшая откуда-то его подруга по охоте.
