Елена Асеева - К вечности
Обок же Родителя стояло совсем маленькое создание, едва достигающее середины его лядвеи. Такое же, как его Творец, крепкого телосложения, с широкими для своего роста плечами и мускулистыми руками и ногами. Скажем так, на шарообразной голове существа имелось круглое, четко описанное по грани лицо, обаче, несколько сдвинутый назад подбородок. Меж тем высокий лоб, длинный, костлявый нос, толстые, выпуклые, почти рдяные губы и замечательные глаза… Замечательно красивые, где нижние веки образовывали прямую линию, а верхние изгибались дугой. Они были не только крупными, но и удивительного цвета. Зрачков там не имелось, впрочем, как и у многих существ, не только Богов, зато радужки, подобно вытянутому ромбу, были насыщенно-пурпурными. Окруженные, вдоль линий, не менее удивительной по оттенку ярко-желтой склерой. Ни лице существа не имелось бровей, ресниц, хотя сверху над веком располагалась дополнительной складкой, второе веко, более объемное. Потому, когда создание мигало, глаз закрывался сначала одним, а засим вторым веком. Не обладало существо волосами на голове али растительностью в виде бороды и усов на лице. Сама голова на округлой макушке залащенная переливалась коричневым отливом, ибо и вся кожа на теле была того же темно-коричневого, почти черного цвета. Обряженный в короткие до колен белые шаровары (порой виденные мной на старших братьях Стыне и Темряе) купно схваченные под коленом и в тонкую без рукавов и ворота короткую тунику, он не имел обувки. Отчего четко просматривались его дюже узкие и короткие стопы, оканчивающиеся четырьмя пальцами. Не менее узкими и короткими были кисти и пальцы на руках, чем-то схожие с перстами Родителя. Множественные, серебристые узоры украшали кожу лица, рук и ног, да, как я догадался, и остальные части тела. Они создавали единое полотно на коже, будучи не столько нанесенными сверху, сколько включенными в сам наружный покров. Среди тех узоров воочию просматривались токмо определенные символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, геометрические фигуры, образы людей, существ, зверей, как я смекнул, принадлежащие моему дорогому Отцу.
— Здравствуй, мой милый, — ласково произнес Родитель, он всегда ласкал меня словами. — Не узнаешь, моего помощника?
Я напряженно вгляделся в лицо пришедшего существа, на коже которого серебристые узоры как-то насыщенно замерцали, и поелику всего-навсе давеча пришел в себя после длительного отключения и был несколько раздраженным, недовольно шевельнул губами: «Нет!» Даже, и, не стараясь себя, напрячь распознаванием пришедшего существа.
— Это Гамаюн-Вихо, — пояснил Родитель, наверно уловив недовольство, а потому протянув руку, приголубил меня. — Саиб племени вещих птиц гамаюн серебряной рати. — Он широко засиял, подсвечивая собственную марность кожи всполохами света так, что закружилось вкруг него облако с перемещающейся по его поверхности клинописью и образами. — Главный мой помощник, хотя он утверждает, что является только прислужником. Тот, кто осуществляет общение меж мной и моим любимым сыном Першим, ибо, как ты надеюсь, понял, малецык вельми порой бывает своевольным. Для того и нужен мне Гамаюн-Вихо, чтобы сумел привести в чувства и к подчинению старшего из Димургов. Ты, наверняка, видел Гамаюн-Вихо в пагоде Отца, поелику это именно он приметил твое сияние, рождение в руке моего сына.
«Точно!» — воскликнул я, припоминая… Я это, как можно понять, не сказал, а лишь шевельнул губами, но весьма эмоционально.
Я видел данное создание в пагоде. Он тогда возник пред нами столь внезапно, вроде свалился со свода залы напоминающего ночное небо, где поместились многоконечные звезды, лучисто мерцающие и наполняющие округлое помещение, с зеркальными стенами и полом мягким светом и густоватой, дымчато-серой материей, приобретающей подле Богов вид испарений.
Отец едва успел схоронить меня под рукавом своего черного сакхи, вернее то сияние, что пробивалось с под его кожи. Нам тогда казалось, что Вихорек, как ласково величал его мой Творец, меня не приметил…
Оказывается, приметил!
Успокаивая меня много позже, ибо я вельми растревожился, Перший сказывал, что Вихорек ему близок, предан и очень его любит. И никогда не станет, даже если, что узрел, рассказывать о том Родителю.
— Но он ничего не увидел, не беспокойся, мой любезный, — нежно продышал тогда Отец, укачивая, умиротворяя меня.
Выходит Вихорек, Гамаюн-Вихо все приметил… И все рассказал Родителю…
— Доносчик, — однако, озвучил я шевелением губ.
И увидел, как обидчиво дернулись уста Гамаюн-Вихо. Того самого, что не просто рассказал, а еще и пленил меня на Зекрой.
— Нет! Нет! — на удивление торопливо отозвался Родитель и переместил свою удлиненную руку с моей макушки на оголенную голову саиба гамаюнов. — Не стоит так говорить, про моего оголеца. Гамаюн-Вихо не доносчик. Он, конечно, узрел твое появление, одначе достаточно сильно привязанный к Першему, постарался сие скрыть от меня. И не только скрыть, но и сам скрыться, абы я не нарушил замыслы сына. Отческие недра вельми обширны, здесь много созвездий, систем, планет. Спрятаться можно, только не от меня. Гамаюн-Вихо вмале нашли, и хотя он сопротивлялся, принесли ко мне.
— Притащили Родитель, скажем точнее. Потому вам пришлось засим меня чинить, — вклинился в речь Творца Галактик саиб гамаюнов и дюже благодушно зыркнул вверх, словно получал удовольствие оттого, что за него вступились.
— Да, мой замечательный оголец, грубо притащили, — согласился, на удивление мне очень скоро, Родитель. Поразив меня таковой легкостью общения со столь малым своим творением. — Но я уже о том тебе говаривал. Не надобно было сопротивляться, это бесполезно и только навредит тебе… А после, мой ненаглядный Крушец, я смог все вынуть из оголеца, так как обладаю на то достаточными возможностями. Поэтому не стоит на моего главного помощника тебе, малецык, серчать. Он поверь, старался, как мог, абы сокрыть от меня замыслы моего сына.
— Прости, — немедля откликнулся я. Хотя внутри считал, что все же мог бы тогда не излавливать и радостью выполненного не оглушать меня, коли не желал вредить замыслам Отца.
По-видимому, я все же еще чего-то шевельнул губами, порой мои мысли и движения путались. Это, как пояснял Отец, было естественным, чтобы мои волнения не ускользнули от старших. Так вот, верно, я помимо «прости», досказал, что-то огорчительное, понеже Гамаюн-Вихо туго затряс головой, а вместе с ней заколыхалась рука Родителя пристроенная сверху на ней.
— Гамаюн-Вихо не может не выполнить моих распоряжений, тем более, — ответил Творец Галактик и сызнова заулыбался. Он почасту сиял, когда толковал со мной, будто был в восторге от моих мыслей и вопросов. Определенно, Он был в восторге от меня всего. — Я умею заставить. Не только существ, но ежели понадобится и своих Сынов. Впрочем, я ноне пришел…
