Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 2
— Тогда объясню. Я твердо верю, что ученый, способный проделать такую работу, хотя бы и землянин, безусловно равен мне по интеллекту, мягко говоря, и, если вы простите мне подобную вольность, равен также и вам.
— Простите, доктор Арвардан, — вмешался Энниус. — Я бы хотел вернуться к синапсатору. Шект не испытывал его на людях?
— Сомневаюсь, лорд Энниус, — засмеялся Арвардан. — Девять десятых синапсированных крыс во время опыта подохли. Вряд ли он решится экспериментировать на людях, пока не усовершенствует свое открытие.
Энниус слегка нахмурился. До самого конца обеда он молчал и ничего не ел.
Незадолго до полуночи прокуратор незаметно оставил общество, сказав лишь пару слов жене, и отправился на личном стратоплане в двухчасовой полет до города Чики, все так же слегка хмурясь. Его душу переполняла тревога.
Поэтому в тот день, когда Арбин Марен привез Джозефа Шварца в Чику, чтобы испытать на нем синапсатор, создатель синапсатора Шект провел целый час в доверительной беседе с самим прокуратором Земли.
Глава 4
Открытие
Арбин чувствовал себя в Чике, словно во вражеском окружении. Где-то в городе, одном из самых больших на Земле — говорили, что в нем целых пятьдесят тысяч населения, — где-то в Чике жили чиновники великой Империи.
Арбину никогда еще не доводилось видеть иномирца, и в Чике он все время вертел головой, боясь, что это случится. Он бы, хоть убей, не сумел ответить, как отличит чужака от землянина, даже если увидит его, но нутром чуял, что разница есть.
Входя в Институт, он оглянулся через плечо. При двухколеске он оставил талон на право шестичасовой стоянки. Разве такая расточительность не подозрительна сама по себе? Сейчас Арбин всего боялся. Кругом было полно глаз и ушей.
Только бы незнакомец не вылезал из-под заднего сиденья. Кивать-то он кивал, но вот понял ли? Арбин вдруг обозлился на самого себя. И зачем он позволил Грю втянуть себя в это безумство?
Тут перед ним открылась дверь и чей-то голос спросил:
— Что вам угодно?
В голосе звучало нетерпение — должно быть, секретарша спрашивала его уже несколько раз.
Арбин в свою очередь хрипло спросил ее — слова царапали горло, как сухой песок:
— Это здесь записывают на синапсатор?
— Распишитесь вот здесь, — сказала секретарша, бросив на него острый взгляд.
Арбин заложил руки за спину и повторил:
— Где мне узнать насчет синапсатора?
Грю говорил ему, кого надо спрашивать, но фамилия, как назло, вылетела из головы.
Секретарша ответила с металлом в голосе:
— Ничем не могу помочь, пока не распишетесь в книге для посетителей. Таковы наши правила.
Арбин молча повернулся и пошел к выходу. Женщина стиснула губы и энергично нажала ногой на сигнальную кнопку рядом со стулом.
Арбин понял, что его попытка сохранить анонимность потерпела полный крах. Девушка хорошо присмотрелась к нему — она его и через тысячу лет узнает. Его обуревало желание бежать — сначала к машине, а потом на ферму.
К нему приблизилась фигура в белом халате, и он услышал слова секретарши:
— Доброволец на синапсатор, госпожа Шект. Не желает назвать себя.
Арбин посмотрел — еще одна девушка, молодая.
— Это вы занимаетесь опытами, барышня? — встревожился он.
— Нет, не я. — Она дружески улыбнулась, и тревога немного отпустила Арбина. — Но могу вас отвести к тому, кто занимается. Вы действительно доброволец?
— Я просто хочу поговорить с человеком, который занимается опытами, — повторил Арбин словно деревянный.
— Хорошо.
Девушку как будто не смутила его несговорчивость. Она скрылась за дверью, из которой раньше вышла, и вскоре поманила Арбина пальцем. С бьющимся сердцем он прошел за ней в небольшую приемную.
— Если вы подождете с полчаса, доктор Шект вас примет, — приветливо сказала девушка. — Сейчас он очень занят. Хотите, я принесу вам книгофильмы и проектор?
Арбин потряс головой. Стены комнаты точно сомкнулись вокруг него — ему казалось, что он и пальцем не смог бы пошевелить. А вдруг он в ловушке, и сейчас за ним придут блюстители?
Никогда в жизни Арбину не приходилось так долго ждать.
Лорду Энниусу, прокуратору Земли, нетрудно было встретиться с доктором Шектом, но эта встреча стоила ему немалых волнений. На четвертом году прокураторства визит в Чику все еще оставался для Энниуса событием. Как полномочный представитель далекого императора на планете он по своему положению официально стоял наравне с вице-королями огромных секторов Галактики, озарявших сотни кубических парсеков, но на деле его пост мало чем отличался от изгнания.
Живя в бесплодной пустоте Гималаев, в окружении народа, ненавидевшего бесплодной ненавистью и его, и всю Империю, прокуратор был рад даже и поездке в Чику.
Правда, он позволял себе только короткие вылазки — и неудивительно: в Чике ему приходилось все время носить пропитанную свинцом одежду, даже спать в ней, а что еще хуже — постоянно пичкать себя метаболином. Прокуратор горько жаловался на это Шекту.
— Метаболин, — говорил он, рассматривая ярко-красную пилюлю, — для меня, можно сказать, символ вашей планеты, друг мой. Он ускоряет все процессы обмена веществ, пока я сижу здесь в облаке радиации, которую вы даже не замечаете. — Он проглотил таблетку. — Ну вот. Теперь мое сердце забьется быстрее, дыхание заработает на всю катушку, а в печени забурлит химический синтез, который делает ее, как мне говорили медики, важнейшей фабрикой тела. И за все это я потом расплачиваюсь головными болями и слабостью.
Доктор Шект в душе веселился, слушая его. Шект был близорук — это сразу бросалось в глаза. Не потому, что он носил очки или как-то страдал из-за этого, а потому, что невольно приобрел привычку тщательно рассматривать все вблизи.
Доктор был пожилой человек, высокий, тощий, слегка сутулый. Был рассудительным, основательно взвешивал факты, прежде чем что-то сказать.
Благодаря своему широкому кругозору и хорошему знакомству с галактической культурой доктор был относительно свободен от враждебности и подозрительности, которые делали среднего землянина столь отталкивающим в глазах даже такого космополита, как Энниус.
— Я уверен, что эти пилюли вам не нужны, — сказал Шект. — Метаболин — всего лишь один из ваших предрассудков, и вы это знаете. Если бы я без вашего ведома заменил его сахарным драже, хуже бы вам не стало. Более того, ваша психосоматика вызвала бы потом у вас положенные головные боли.
