Сергей Садов - Сквозь тернии к
Переглянувшись, мы кинулись к шлюзу. Выскочив из него, втроем побежали за Фроловым. Какое-то шестое чувство заставило меня обернуться... Очевидно, мой вид был настолько ошеломленным, что Веселов с Велицким тоже остановились и посмотрели сквозь стекло на корабль.
- Что здесь происходит? - неожиданно раздался сердитый голос Беленова. - Ваш Николай Владимирович вышел отсюда, напоминая покойника! Почему вы молчите?! Вы будете со мной говорить или нет?! - Академик проследил наши взгляды и побледнел.
С кораблем пришельцев происходило что-то странное: по всему его, прежде черному, корпусу бегали разноцветные огни. Они беспорядочно сновали взад-вперед и размножались... Именно размножались, другого слова я подобрать не мог. С каждым мгновение их становилось все больше. Постепенно они распространились на весь корабль, и теперь он сиял разноцветным огнем. Неожиданно сквозь ковер цветных огней ударил небольшой лучик, потом еще один, потом еще. Их становилось все больше, и они расширялись. Каждый луч был своего неповторимого цвета... Сияние охватило весь корабль и тот начал светиться как громадная лампа, если можно себе представить лампу, которая светит разноцветным светом. И вдруг, сразу, огонь исчез... Там, где минуту назад стоял звездолет, теперь ничего не было. Только мельчайшая пыль, кружась в воздухе, плавно опускалась на бетонный пол.
Не знаю, сколько времени мы стояли совершенно неподвижно. Привел нас в чувство крик. Вздрогнув, я посмотрел по сторонам. Кричал Беленов, но как кричал. В его крике было и отчаяние, и горечь, и страх, но больше всего в нем было боли. Но боли не физической, как я с удивлением понял, а боли души...
- Все погибло! - удалось разобрать мне в его крике. - Все!.. Все знания!!!.. Это катастрофа!.. Такие надежды!..
Академик опустился на колени и обхватил голову руками. Кричать он перестал, но его стоны действовали мне на нервы гораздо больше крика.
На шум прибежало еще несколько ученых и, пытаясь разобраться в происходящем, накинулись на нас с вопросами. Кто-то пытался привести в чувство Беленова. Только тут я сообразил, что не вижу Фролова. Не обращая ни на кого внимания, я рванулся к выходу. Капитан с майором тоже разобрались в обстановке и побежали за мной. Растолкав столпившихся людей, я, вместе с капитаном и майором, пробился в коридор. К комнате нашего начальника мы подбежали одновременно, но около двери неуверенно остановились. Переглянувшись с нами, Веселов осторожно постучал. От его стука дверь скрипнула и немного отворилась.
Веселов посмотрел на нас и открыл ее. Потом несмело прошел в комнату. Я и Велицкий вошли сразу за ним.
Фролов сидел на кресле. Его голова свесилась на грудь, а правая рука бессильно свешивалась на пол. Около нее лежал табельный "Макаров".
Веселов подошел к Фролову и осторожно коснулся его руки.
- Мертв, - констатировал он.
Впрочем, он мог этого не говорить. Редко кто остается в живых после того, как пустит себе в висок пулю.
- Что же здесь происходит? - ошарашено спросил Велицкий, с каким-то жалобным выражением лица поглядывая на нас.
Я его прекрасно понимал. Не думаю, что в этот момент выглядел лучше. Тут мой взгляд упал на стол. Там лежала раскрытая школьная тетрадка с ручкой поперек нее. Подойдя к столу, я взял ее и пробежал взглядом написанное. Первые же слова заставили меня удивленно раскрыть глаза. Подойдя к Веселову, который в этот момент осматривал труп, я всунул ему тетрадь. Тот глянул на меня, потом на тетрадь.
- О черт! - выдохнул он. - Что же нам теперь делать?
- Что там у вас? - спросил Велицкий.
- Ничего. Просто исповедь. Исповедь нашего начальника. - Веселов взвесил в руке тетрадь. - Что с ней делать? - почему-то спросил он меня.
- Читай, потом решим. Нам всем необходимо знать, почему он это сделал.
Веселов некоторое время разглядывал нас. Потом вздохнул, открыл тетрадь и стал читать...
10
Я, Фролов Николай Владимирович, пишу эти строки, находясь в здравом уме и твердой памяти... Получается как в завещании. Впрочем, в какой-то мере это и есть мое завещание... Никогда не умел писать отчеты и разные донесения, а сейчас приходится писать свой самый главный отчет в жизни. Наверное, вы осудите меня. Что ж, могу вас понять и прошу прощения. Конечно, это слабое для вас утешение, но другого я дать не могу. И вы, думаю, заслужили право знать, почему я уничтожил корабль пришельцев. Поймете вы меня или нет, не знаю. Но я постараюсь рассказать вам всю правду. Да и не зачем мне сейчас лгать. Я уже мертв. Мертв с того момента, как принял это решение...
Эти записи я оставляю вам. Поступайте с ними так, как сочтете нужным. Можете их уничтожить, можете передать следственной комиссии...
Черт, как порой бывает трудно начать... Когда меня вызвал к себе Крючков и рассказал о корабле, я обрадовался. Обрадовался сильно и не пытаюсь это скрыть. Но потом задумался: а что может принести нам эта находка? (Здесь под "нам" я понимаю не СССР, а весь мир). Просчитал возможные последствия и ужаснулся. Я тридцать пять лет служу в органах и мне ли не знать как мы - люди - используем свои научные достижения. Технологии из корабля родят еще более страшное оружие, как будто того, что уже есть мало. Нарушится равновесие между СССР и США, а это способно привести мир к трагедии. Прежде всего, нарушение равновесия испугает США. Как реагирует испуганный противник на угрозу? Он постарается как можно быстрее уничтожить ее. Американцы обязательно попытаются уничтожить угрозу до того, как мы смогли бы реально воспользоваться полученными знаниями. Нетрудно представить к чему это может привести.
Многие люди полагают, что самая большая угроза начала Третьей Мировой войны была во время Карибского кризиса, но это не так. Точнее не совсем так. Да, тогда была угроза начала войны, но угроза гораздо больше было раньше. В тот момент, когда в США имелось атомное оружие, а в СССР нет. Именно тогда "умные" головы в Пентагоне предлагали разделаться с Советским Союзом до того, как у него тоже появится атомное оружие. И реальный шанс начала войны сохранялся вплоть до появления у СССР баллистических ракет способных доставлять ядерные заряды на территорию США. Только тогда установился боле менее стабильный порядок. Но с помощью этого корабля вполне реально этот порядок разрушить. У нас найдутся умники, которые захотят воспользоваться таким преимуществом. И я слишком хорошо знаю американцев, чтобы предсказать их ответ. Они всегда имели склонность применять силу там, где стоило хорошенько подумать. К сожалению, мы тоже стали делать также, чему доказательство вторжение в Афганистан. Кому это могло понадобиться? Я пытался предостеречь от этого шага, я ведь работал там и прекрасно знал всю обстановку, но меня не послушали... Наверное, я немного отвлекся, но так хочется высказать все, что накипело на душе. Только не надо называть меня предателем Родины. Я всегда служил честно, и, быть может, мой поступок - это наивысшее проявление любви. И когда понадобилось, отдал Родине всего себя. Не могу сказать, кем меня будут считать - предателем или честным офицером, до конца выполнившим свой долг. Пусть меня судят потомки... если сохранится память обо мне.
