Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)
– Я потом тебе расскажу, – обещаю я, осматривая его. – А сейчас твою ногу нужно крутануть и дернуть. Будет больно, но недолго. Держись за что-нибудь.
Мцыри лихо улыбается, хватается за корень, выступающий из тропы – и я вправляю его колено. Он на минуту отключается; я перевязываю его руку лоскутком чистого холста из своей сумки. Царапины смазываю стимулятором регенерации – должен же быть у настоящего горца бальзам, подаренный бабкой на дорогу?
Действие стимулятора клинически проверено на здешних млекопитающих. Он действует медленнее, чем на землян, но безотказно.
Я оттаскиваю Мцыри с тропы на траву – и он приходит в себя. Я спрашиваю:
– Легче?
Он кивает.
– Горячо, но уже не так болит. Ты здорово это сделал, как ученый костоправ… Вправду поможешь мне поймать лошадь?
– Конечно.
– Как тебя зовут?
Меня зовут Николай Дуров. Имя вполне горское, я считаю, одна беда – они его не произнесут. Так что я собираюсь назваться Ником. Ник. Чудесное сочетание звуков. Со здешними фонетическими вывертами на местном языке его можно произнести шестью разными способами. Что, соответственно, будет значить Ухват, Лист Молочая, Красный, Оса, Подожди и Ищу. Я выбираю последний вариант.
Мцыри смеётся.
– Это – твое имя? И что ты ищешь?
Улыбаюсь в ответ. Улыбкой настоящего горца, мудрого от природы.
– Как знать… истину, быть может.
– Юноша Ник? – спрашивает Мцыри.
Выясняет мой статус. Непременная добавка к имени означает состояние твоего пола на данный момент. Необходимая вещь в этом мире абсолютной нестабильности.
– Мужчина Ник, – говорю я. Я уже был женат у себя в горах. Сражался, победил, женился и у меня были дети. Потом я всё потерял по трагической случайности – и покинул свой опустевший дом. Такова моя легенда.
Все этнографы рвутся посмотреть, как в этом обществе обстоят дела на верхних ступенях власти – только туда никому не добраться. На данный момент землянин не может адекватно сыграть здешнего аристократа, что бы наш брат о себе не воображал. Я не собираюсь и пытаться. Я просто горец. Я думаю, что бродить по белу свету неудобно для глубокого исследования культуры, а потому намерен пожить на одном месте. Пообщаться с людьми и посмотреть на быт изнутри, а не снаружи. Это совершенно не обязательно делать во дворце.
– У меня когда-то было всё, а теперь ничего нет, – говорю я. – С тех пор, как погибла моя семья, я – бродяга. Ушёл с гор в поисках новой жизни.
– Ах вот что ты ищешь… – Мцыри улыбается сочувственно. – Если хочешь, можешь жить у нас в поместье. Маме всегда нужна помощь по хозяйству… правда, она не может платить много.
– Я вижу, Господин, – говорю я. – Это не важно, – до меня дошло, с кем я имею дело – я чуть кланяюсь. Мцыри победительно смеётся, чувствуя себя Гаруном аль Рашидом.
Я впервые близко общаюсь с аборигеном, даже прикасался к нему – очевидно, у меня нет фобии, по крайней мере, на данный момент. Мцыри, в сущности, симпатичный парнишка. Он очень загорелый, у него тёмные глаза, смазливая мордашка злой девчонки, длинная русая челка и отлично тренированная мускулатура. Мне очень хотелось бы считать его обычным подростком, это здорово облегчило бы общение, но надо всё время держать в уме, что он – не человек. Его нормальные реакции могут отличаться от наших, отличия не должны вызывать раздражения и неприятия.
– Если так ты зовешь меня на службу, то я считаю день счастливым, – говорю я. – Как к тебе обращаться, Господин?
– Юноша Лью из Семьи А-Нор, – сообщает Мцыри с родовой гордостью и протягивает мне руку. – Помоги мне встать – и пойдем искать лошадь.
Конечно, Юноша. Я был бестактен, какой же он Мальчик! Он воспринял это обращение, как мягкий упрек – «детский сад – штаны на лямках, кошка его оцарапала и лошадь сбросила!» – и принял без обид. Не спесив. А с именем всё понятно. Лью, так, как он произносит – Верный.
В смысле – способный на преданность. У Мцыри выразительное имя, много говорящее о его семье. О его матери, скажем. Вдове.
Не будь она вдовой, не говорил бы он за всех. Надлежало бы посоветоваться с отцом, но он лично принял решение. Старший сын вдовы, вот что я думаю.
Я помогаю ему подняться, мы снимаем шкуру с убитого кота – нельзя же бросать на дороге охотничий трофей Мцыри! – и идем искать лошадь. Аборигены приняли мою легенду. Я – слуга Господина из Семьи А-Нор. Моя работа начинается просто прекрасно.
* * *
С тех пор розовая акация цвела ещё один раз, отцвела, осыпалась, покрылась узкими сладкими стручками, а потом листва на ней тронулась осенней рыжиной.
Н-До здорово изменился после того, как убил своего любимого пажа на поединке – и изменился не только внутренне: когда он шёл по городской улице, на него оборачивались прохожие. Н-До привлекал все взгляды – его лицо приобрело совершенство и законченность в выражении постоянной готовности к бою и насмешливой жестокости.
Свои волосы – не цвета мёда, а цвета выгоревших колосьев ся-и, почти до пояса длиной – Н-До заплетал в косу вместе с побегами лунь-травы; в двадцать лет он догнал ростом Отца, которого за глаза и в глаза называли Корабельной Сосной. В его компании фехтовальный стиль «Прыжок Рыси» был не в чести; Н-До начал тренироваться с наставником в стиле «Укус Паука». Кажется, это изрядно не нравилось Отцу.
– Я не хочу, чтобы моего первенца называли убийцей, – сказал он как-то, при очередной попытке «серьёзного разговора». – Ты должен подумать о репутации Семьи.
– Я думаю, – отозвался Н-До, маскируя насмешку почтительностью. – У Семьи прекрасная репутация. Я хочу её поддержать. Дети нашего рода всегда обманывали ожидания и черни, и светских лизоблюдов, это хорошо, правда?
– Не способ, – возразил Отец.
– Чернь говорит: «Старший – благословенная жена», – улыбнулся Н-До. – А я так не считаю и лучше умру, чем отдам меч. Лощёные аристократики лепечут, что жизнь – бесценный дар, а я знаю вещи, стоящие дороже. О них писал Учитель Ю в Наставлениях Чистосердечным. Отец, я прошу позволения идти своим путём.
– Ты учишься убивать, – сказал Отец. – Не лучший путь.
– Я учусь побеждать, – Н-До говорил слишком задушевно и проникновенно для настоящего почтения, так говорят с ребенком, а не с родителем. – Я не отдам Маминого меча и не хочу рядом слизняка, рохлю и труса, который после метаморфозы станет бесформенной клушей. Я хочу, чтобы мои дети были достойны памяти наших предков. Понимаешь ли?
Отец не нашёл слов для убедительных возражений. Н-До утвердился в своих мыслях, а думал он о ладони Ди, о его духе, появлявшемся в снах, и о том, что других таких нет.
