Пески Марса - Кларк Артур Чарльз

– Да. А вы сказали, что это против правил.

В первый раз за все время Норден смутился:

– Да, разумеется, против правил, но сейчас не обычный рейс, и вы, строго говоря, не пассажир. Я думаю, это можно устроить.

Гибсон ликовал. Ему так и не пришло в голову спросить Нордена, почему тот изменил свое мнение.

– Слушай, Джонни, – сказал Хилтон (он один звал Нордена по имени, все остальные величали его капитаном), – теперь уже ясно, в чем дело с давлением воздуха. Утечка не прекращается. Дней через десять начнется аварийное положение.

– А, черт! Что-то надо делать. Я думал, дотянем до Марса.

Норден расстроился. Крупные космолеты метеоритная пыль пробивала два раза в год. Обычно ждали, пока наберется несколько крошечных пробоин, но эта была покрупнее.

– Сколько времени тебе нужно, чтоб ее найти?

– В том-то и дело, – сердито сказал Хилтон. – У нас один-единственный детектор, а поверхность космолета – пятьдесят тысяч квадратных метров. Дня два, думаю. Была бы она побольше, автоматы бы сработали и сами бы ее нашли.

– Хорошо, что не сработали, – хмыкнул Норден. – Пришлось бы ему объяснять.

Джимми Спенсер, который всегда делал то, что не хотелось делать никому, обошел корабль раз двенадцать и нашел дырку через три дня.

Увидеть ее было нелегко, но сверхчувствительный детектор заметил, что вакуум около этой части обшивки не так пуст, как ему положено. Джимми пометил место мелом и с облегчением вернулся внутрь.

– Джимми, – спросил Норден, – а мистер Гибсон знает, что ты там делал?

– Нет, – сказал Джимми.

– Так-так. А как ты думаешь, ему никто не мог сказать?

– Не знаю. По-моему, если бы ему сказали, он бы это как-нибудь проявил.

– Так вот, слушай внимательно. Эта чертова дырка – прямо над его койкой. Скажешь хоть слово – шкуру сдеру! Ясно?

– Ясно, – сказал Джимми и улетел поскорей.

– Ну как? – покорно спросил Хилтон.

– Мы должны вытащить Мартина под каким-нибудь предлогом и поскорей залатать дырку.

– Странно, что он не услышал. Наверное, грохот был порядочный.

– Может, вышел куда-нибудь. Другое странно – как он не заметил сквозняка!

– Значит, не так уж сильно дуло. В конце концов, чего мы бьемся?

Развели тут мелодраму. Почему бы не пойти и не сказать ему?

– Ах, почему? А разве хоть один из его читателей поймет, что это действительно не опасно? Так и вижу заголовки: «„Арес“ пробит метеорами».

– Ну, можно ему рассказать и попросить, чтоб он держал язык за зубами.

– Это нечестно. Ему, бедняге, и так не хватает материала.

Гибсон забыл, что здесь, на «Аресе», у скафандров нет ног, что в них надо просто сесть. Да и зачем ноги, если эти скафандры предназначались для космического пространства, а не для лишенных атмосферы планет? В сущности, это были просто цилиндры с двумя членистыми отростками по бокам, усеянные таинственными бугорками, предназначенными для включения радиосвязи, регулировки тепла, снабжения кислородом и управления небольшим ракетным двигателем.

Скафандры оказались просторные: можно было втянуть руку, чтобы нажать на внутренние кнопки и даже без особых усилий поесть внутри.

Бредли провел не меньше часа в воздушной камере, проверяя еще и еще раз, понял ли Гибсон назначение всех кнопок. Наконец наружный люк отодвинулся; Бредли выплыл, а за ним и Гибсон вместе с последними струями воздуха двинулся к звездам. Замедленность движений и полная тишина поразили его. С ужасающей неизбежностью «Арес» отступал назад.

Мартин погружался в космос – в настоящий космос, наконец, – и единственной его страховкой была тонкая разматывающаяся леска. Он никогда не испытывал ничего подобного, но все-таки ему показалось, что это уже было когда-то. Вероятно, его мозг работал с поразительной быстротой – он вспомнил почти сразу. В детстве, чтоб научить его плавать, его бросили в воду. Сейчас он снова очертя голову бросился в неизвестную стихию.

Он оглянулся. «Арес» был уже в нескольких сотнях метров, и расстояние быстро росло.

– Сколько у нас этой нитки? – испуганно спросил он.

Ответа не было, и он пережил жуткую секунду, пока не вспомнил, что надо нажать на кнопку микрофона.

– Километр примерно, – сказал Бредли, когда он повторил вопрос.

– А если она порвется? – спросил Гибсон скорее всерьез, чем в шутку.

– Не порвется. И вообще мы прекрасно можем вернуться при помощи наших ракеток.

– А если они откажут?

– Нечего сказать, веселенький разговор. Они откажут, если испортятся три устройства сразу. Не забудьте о запасном двигателе, а кроме того, на скафандре есть указатель. Он вас предупредит, если останется мало горючего.

– Нет, вы представьте! – настаивал Гибсон.

– Ну что ж, тогда придется просигналить и ждать, пока вас выудят.

Не думаю, что они будут торопиться. Вряд ли человек, попавший в такую кашу, вызовет у них теплое чувство.

Что-то дернуло – нитка размоталась до конца.

– Далеко мы ушли от дома, – спокойно сказал Бредли.

Гибсон несколько секунд не мог определить, где же «Арес». Они находились по ночную сторону космолета, и он был полностью в тени. Оба шара стали тонкими полумесяцами, их легко можно было принять за Землю или Луну. Чувство контакта совершенно исчезло – космолет казался хрупким и маленьким, он перестал быть святыней. Наконец-то Гибсон остался один на один со звездами.

Он был благодарен Бредли, что тот молчит и не мешает ему думать.

Звезды так сверкали, их было так много, что поначалу Гибсон не мог найти самые знакомые созвездия. Затем он узнал Марс, самый яркий на небе после Солнца, и сразу проступили очертания эклиптики. Очень осторожно при помощи ракетки он повернул скафандр головой к Полярной звезде. Теперь он снова принял «нормальное положение», и звезды встали на свои места.

Он искал альфу Центавра среди незнакомых созвездий Южного полушария, как вдруг увидел предмет, ни на что на свете не похожий.

Далеко-далеко среди звезд плыл белый четырехугольник. Так, во всяком случае, увидел Гибсон; но тут же понял, что чувство перспективы изменило ему и что-то совсем маленькое плывет в нескольких метрах от него. Даже тогда он не сразу узнал листок бумаги, медленно поворачивающийся в космосе. Что могло быть обычнее и необычнее этого?

Он нажал кнопку и заговорил с Бредли. Тот ничуть не удивился.

– А что тут такого? – с некоторым нетерпением сказал он. – Мы выбрасываем мусор каждый день. Пока нет ускорения, он тут и болтается.

«Как просто!» – подумал Гибсон. Он был немного раздосадован – что может быть противней исчезнувшей тайны? Наверное, это его черновик.

Если бы подплыть поближе, занятно было бы его поймать, схватить и посмотреть, как подействовал на него космос. К сожалению, до бумажки было не дотянуться, – разве что оборвать нить, связывавшую его с «Аресом».

Он, Гибсон, будет давно в могиле, а эта бумажка по-прежнему будет болтаться среди звезд. Но он никогда не узнает, что на ней написано.

Норден встретил их в воздушной камере. Вид у него был довольный, но Гибсон не мог подмечать такие мелочи. Гибсон еще плавал среди звезд.

Он пришел в себя только тогда, когда мягко застучала пишущая машинка и первые фразы появились на бумаге.

– Успели? – спросил Бредли, когда Гибсон уже не мог его слышать.

– Да, – сказал Норден. – Мы выключили вентиляторы и нашли дырку старым добрым способом – при помощи свечки. Заклепали, закрасили, и все. А снаружи починим в доках – если стоит, конечно. Молодец Мак, здорово сработал! Он просто губит свой талант, пропадает в астрогаторах.