Айзек Азимов - Вторая Академия
Нарови потер зарумянившиеся от мороза щеки рукавом меховой куртки и обнял плечи жены.
— Дорогая моя супружница, — промурлыкал он ласково, — пойди-ка принеси вниз два стульчика из нашей комнаты, зажарь молодого козленка да приготовь свежий пирог. А я пойду и встречу этих могущественных пришельцев издалека, и… и… — Тут он замолчал, натянул поглубже лохматую шапку и торопливо добавил: — Да не забудь принести из погреба кувшин пивка. Очень способствует душевной беседе.
Пока муж говорил, губы старухи беззвучно двигались. Она так ничего и не сказала, только горько вздохнула. Нарови многозначительно поднял указательный палец:
— Старуха, да ты вспомни, что когда-то говорили наши Старейшины? Ну? Пошевели мозгами-то! Старейшины ходили из деревни в деревню — сами! Ты только покумекай, как это важно! Они сами просили нас, чтобы мы, ежели откуда ни возьмись прилетит хоть какой ни на есть корабль, немедля сообщили об этом Старейшинам — это же приказ самого Губернатора!
Так что же мне теперь, упускать такой случай выслужиться перед властями? Ты разуй глаза-то, на корабль погляди! Ты когда-нибудь такой видала? Эти люди из другого мира наверняка великие и богатые. Сам Губернатор отдал приказ насчет таких, как они, сами Старейшины ходят с фермы на ферму, хотя уже здорово похолодало. Наверно, по всему Россему знают, что этих людей хотят видеть правители Конзвездии, — а они приземляются не где-нибудь, а прямехонько на моей ферме! Соображаешь, старуха?
Он был так возбужден, что чуть не прыгал на месте.
— Так что, как я сказал, так и сделаем — окажем им соответствующее гостеприимство — а потом… мое имя узнает сам Губернатор — и… чем черт не шутит?!
Жена наконец почувствовала, что на улице довольно-таки холодно. Зябко кутаясь в тонкое, ветхое одеяло, шаркая шлепанцами, она побрела к двери, на самом пороге обернулась и крикнула через плечо:
— Раз так, поторапливайся!
А Нарови уже во всю прыть несся на своей видавшей виды колымаге по направлению к приземлившемуся кораблю…
На генерала Притчера ни холод незнакомой планеты, ни ее суровые, пустынные небеса угнетающего впечатления не произвели. Ничуть его не взволновали ни нищета его обитателей, ни сам вспотевший от усердия хозяин.
Его волновало одно: хитрость их тактики. Ведь они с Ченнисом были тут совсем одни.
Корабль они оставили на орбите, что в обычных обстоятельствах означало бы гарантию безопасности, но тут он чувствовал себя не слишком уверенно, поскольку за все, что было связано с кораблем, отвечал Ченнис. Он украдкой взглянул на молодого красавца. Тот любезно улыбался пожилой женщине, появившейся в этот момент в дверном проеме, завешенном драной шкурой.
Да, Ченнис, напротив, вел себя исключительно непринужденно. Это слегка успокоило Притчера. Игра пока шла как будто не так, как задумал Ченнис. Но они все-таки могли держать связь с кораблем с помощью миниатюрных раций, пристегнутых на запястье.
Хозяин неправдоподобно широко улыбнулся, закивал головой и сказал голосом подобострастно-масленым:
— Благородные Господа, с превеликой радостью я сообщаю вам о том, что мой старший сын, которому наша нищета не позволяет получить достойное его ума и способностей образование, сообщил мне, что скоро сюда прибудут Старейшины. Я надеюсь, что ваше пребывание у меня было приятным, насколько позволяет судить мой слабый ум — ведь я всего лишь презренный нищий фермер, хотя и работаю в поте лица. Но я честный человек — это вам тут всякий скажет, и я сделал для вас все, что было в моих силах.
— Старейшины? — спросил Ченнис непринужденно. — Это люди, управляющие здешней областью?
— Да, да, Благородные Господа! Они — честные, достойные люди — все, все. И скажу не без гордости — наша деревня всему Россему известна своей добропорядочностью и честностью, хотя жизнь тут у нас тяжелая, и урожаи плохие, и леса скудные. Может быть, вы не откажетесь намекнуть Старейшинам, Благородные Господа, о том, что я вас принял как подобает, — тогда я смог бы попросить у них новую машину, фургончик для фермы — вы же сами видали мою развалюху. А без машины, сами понимаете — как без рук.
Он заискивающе поглядывал по очереди на гостей, и Хэн Притчер благосклонно кивнул в ответ — со всей торжественностью, которую на него накладывала роль «Благородного Господина».
— Безусловно, мы расскажем вашим Старейшинам о вашем гостеприимстве.
На некоторое время они остались наедине с Ченнисом, и Притчер воспользовался этим. Он шепнул полусонному от еды и выпивки спутнику:
— Что-то я не в восторге от этой затеи со Старейшинами. А вы? Вы-то что думаете?
Ченнис, казалось, был искренне удивлен подозрительностью Притчера.
— Ничего не думаю. А вы что так разволновались? У нас тут есть дела поважнее, чем излишняя подозрительность.
Ченнис быстро, монотонно проговорил:
— Позднее, позднее подозрительность нам не повредит. Людей, которые нам нужны, Притчер, мы не найдем, наугад шаря рукой в мешке. Люди, которые правят силой разума, вовсе не обязательно на вид должны казаться сильными и могучими. Во-первых, психологи из Второй Академии, скорее всего, составляют небольшую часть здешнего населения — точно так же, как в вашей собственной Первой Академии инженеры и ученые составляли меньшинство. А обычное население — оно и должно так выглядеть — обычное, подчеркиваю. Психологи, скорее всего, здорово скрываются. А те, кто с виду тут правит, могут честно и откровенно полагать, что правят именно они. И задача наша может быть решена именно здесь, на этом мерзком клочке заброшенной планеты.
— Не вижу никакой логики.
— Господи, да пошевелите вы мозгами, это же чертовски очевидно! Конзвездия, вероятно, представляет собой довольно обширный мир, населенный миллионами, сотнями миллионов людей. Как мы можем определить, кто из них психологи, и с полной ответственностью сообщить Мулу, что мы нашли Вторую Академию? Только здесь, на этой крошечной планете — крестьянской, порабощенной, все конзвездианские правители, как сообщил наш гостеприимный хозяин, сконцентрированы в одной-единственной деревеньке под названием Джентри. Их тут всего-навсего, наверное, тысяча наберется, и среди них наверняка должен быть хоть один — а может, и не один представитель Второй Академии. Туда мы непременно отправимся, а пока давайте встретимся со Старейшинами — это абсолютно логичный шаг.
Они слегка отодвинулись друг от друга, как только на пороге комнаты появился заметно взволнованный хозяин.
— Благородные Господа, Старейшины приближаются. Я позволю себе еще раз нижайше просить вас замолвить обо мне словечко.
Кланяясь, он согнулся пополам.
— Конечно, конечно, замолвим, — заверил Ченнис. — Это и есть ваши Старейшины?
Скорее всего, это они и были. Их было трое. Один подошел поближе. Торжественно кивнул и сказал:
— Мы польщены оказанной нам честью. Благородные Господа, машина ждет вас. Вы окажете нам еще большую честь, если согласитесь встретиться с нами в Зале Встреч.
Третья интерлюдия
Первый Оратор задумчиво глядел на ночное небо. Легкие облака неслись куда-то вдаль мимо бесчисленных звездных скоплений. Странной враждебностью веяло от небес. Они никогда и не были слишком дружелюбны, но теперь в их глубинах таилось странное создание — Мул, и от этого небеса казались еще более неприятно пугающими и темными.
Заседание окончилось. Оно получилось коротким. Были высказаны кое-какие сомнения, возникли кое-какие вопросы, связанные со сложностью математических выкладок проблемы воздействия на мутанта с неограниченными психологическими способностями. Должны были быть учтены все крайние пермутации.
И все-таки — все ли они учли? Могли ли они быть спокойны? Где-то там, далеко, но не так уж недостижимо далеко, по современным понятиям о скорости, был Мул. Что он собирался делать?
С его людьми особых проблем не было. Они среагировали и продолжали реагировать в соответствии с Планом.
Но сам Мул?
Глава четвертая
Двое плюс старейшины
Старейшины в этом районе Россема были какие-то нетипичные. Они не производили впечатления людей некрестьянского происхождения, не казались ни более старыми, ни менее дружелюбными.
Подчеркнутое достоинство, с которым они повели себя в начале встречи с чужестранцами, постепенно возрастало, и в конце концов в их поведении, кроме этого достоинства, ничего не осталось.
Они сидели вокруг овального стола — задумчивые и медлительные мудрецы. Некоторые из них действительно были преклонного возраста, однако у бородатых бороды были коротко и аккуратно подстрижены. Довольно многие между тем выглядели моложе сорока, из чего можно было сделать вывод, что звание «Старейшины» скорее подчеркивало не возраст, а некое уважительное отношение.
