Виталий Забирко - Все пули мимо
Гляжу я на купол Капитолия огромадный - впечатляет. Аж дух захватило, как представил, что именно под его сводами америкашкам слово своё веское толкать буду.
- Это здесь, значит, я лекцию свою прочитаю? - спрашиваю хрипло, гордостью затаённой пылая. Надо же, сподобился! Как-никак, а момент исторический.
Выдержка у хмыря - экстракласс. Ни намёка на то, что меня понял. Смотрит на Сашка вопросительно, перевода ждёт.
Сашок ему растолмачивает.
- Нет, - корректно качает головой хмырь, - не здесь. У конгрессменов сейчас тоже каникулы, как и у вас в Думе. Поэтому встреча с ними состоится завтра в шесть вечера в институте Карнеги.
Вот те раз! А я размечтался... Исторический момент... Эпохальное событие... Могли бы и покрасивее мою "обработку" провести. А так - словно на задворки вывели, чтобы там, без свидетелей, морду начистить. И ведь говорили мне, что американцы всех инородцев и в грош не ставят, да я, по наивности, не верил...
- Сыт я по горло его Вашингтоном! - гаркаю Сашку раздражённо. - Пусть в гостиницу везёт. Устал я...
И действительно: из Москвы вылетели - день был, и здесь - тоже день. Почти сутки на ногах.
Номер в отеле нам нехреновый предоставили. О пяти комнатах. Причём одна такая громадная и пустая, что впору в ней в теннис играть.
- А это зачем? - Сашка спрашиваю. - Что мы здесь танцульки устраивать будем?
- Нет, - поправляет Сашок, - но вот раут после твоей лекции тут организовать надо. Пригласишь конгрессменов, непременно с дамами, чтобы в непринуждённой обстановке пообщаться.
- Ещё чего, - бурчу себе под нос недовольно. - Примешь их, обласкаешь, за свой счёт накормишь, напоишь, а они меня на следующий день на страницах газет с грязью смешают...
Подхожу к окну, выглядываю. Вид где-то с этажа десятого нищак оказывается, не то что в Париже. Аккуратненькие домики внизу, лужайки ухоженные между ними, далее - парк густой, а за ним излучина реки, через которую мост нехилый переброшен, и по нему машины в три ряда движутся. В общем, картинка. Образец американской мечты, на чей глянец совковская интеллигенция купилась и в августе за жисть такую на баррикады, будто белены объевшись, попёрла. А теперь её представители, как мой писака, бродят по обочинам дорог, пустыми бутылками в авоське гремя. Зато свобода полная: хошь - броди, хошь - греми.
- Могли бы номер и с видом на бабу их знаменитую предоставить, брюзжу.
- Какую бабу? - недоумевает Сашок.
- А ту, что с глазами завязанными да с факелом в руке.
- Статую Свободы? - выпучивает на меня глаза Сашок и тут же обидным смехом заходится. - Так она в Нью-Йорке стоит!
- Почему? - глупо спрашиваю. - Всё лучшее в столице должно быть. Как у нас.
Здесь Сашок не находится, что сказать. Плечами пожимает и морду воротит, улыбку пряча.
- Ладно, - рукой машу. - Хрен с ней, с их Свободой. Своей девать некуда. Устал я. Обед в номер закажи и спать будем. Да, и чтобы к обеду водочка была, а не их шнапс блевотный! Как, кстати, по-американски водка будет?
- По какому? - переспрашивает Сашок, и в его глазах опять бесенята смешливые прыгать начинают.
- Что ты меня всё подначиваешь?! - взрываюсь я. - Мы в какой стране с тобой находимся?
- В Соединённых Штатах Америки.
- Тогда какой здесь язык, по-твоему?
- Английский, - лыбится ехидно Сашок.
Оторопеваю я здесь от непонимания полного и взглядом недоверчивым его сверлю.
- Это ещё почему?
- Да так уж исторически сложилось, - мнётся Сашок, но улыбка с губ не сходит.
- Не забивай мне баки! - в сердцах брякаю. - Ежели здесь Америка, то и язык американский!
- Как скажете, Борис Макарович, - тушуется Сашок, на морду безразличие напуская, тем самым конфликтную ситуацию сглаживая. Невозможно доказать отсутствие того, чего нет.
Задумываюсь я над его фразой философской, но ни хрена её не просекаю. Что он хотел сказать? Чего это нет, и почему его отсутствие нельзя доказать?
- Это бога нет, - наобум парирую я, - а чертей на свете предостаточно развелось.
- Именно это я и имел в виду, - корректно подводит черту под дискуссией Сашок и начинает по телефону в ресторан названивать.
Смотрю я на него подозрительно и никак второпать не могу, что же это у нас за диалог такой странный получился? О боге и чертях я так, просто чтоб слово поперёк сказать, ляпнул. А он что под этим подразумевал, дипломат недоделанный?! Однако смолчал я, не стал заострять.
Тут и обед в номер подали. Птица там жареная, рыба заливная, овощи свежие, напитки разные... В общем, ничего особенного, а приготовлено ва-аще точь-в-точь как в забегаловке, куда мы с Ломтем в последний раз заглядывали. Разве что овощи здесь посвежее будут. Зато водочка отличной оказалась, не в пример нашим фальсификатам. Впрочем, я, памятуя, что завтра лекцию "историческую" читать буду, в меру принял. А как осоловел с устатку, спать в одну из спален поплёлся.
Но всё же, как ни вымотался за сутки, и как меня водочка ни расслабила, свой интерес блюду туго. Ложусь в постель и перед сном с Пупсиком связываюсь.
"Когда там эти америкашки меня "обрабатывать" собираются, мысли мои в нужную им сторону, как русла рек сибирских, поворачивать?" - интересуюсь.
"Прямо сейчас", - ошарашивает меня Пупсик.
"Как это?!" - шалею дико и представляю, что как только снотворное, что в жратву нам скорее всего подсыпали, действовать начнёт, в номер ребятки в белых халатах ворвутся, наркотой меня по самую завязку накачают, а затем психиатр какой, типа Кашпировского, станет мне байки разные гипнотически внушать.
"Да нет, Борис Макарович, - поправляет меня Пупсик, - не так это будет. Хотите, покажу?"
"Валяй!"
Мутнеет вдруг одна из стен в спальне и как бы в воздухе растворяется. И вижу я комнату соседнего номера, сплошь аппаратурой непонятной уставленную, а за аппаратурой этой человек пять операторов в наушниках следят, команду к началу операции ждут. Три конуса алюминиевых, типа антенн связи космической, на мою кровать хищно направлены, на мониторах кривые разные скачут (через экстрасенсорику Пупсика просекаю - пульс, ритм дыхания, кровяное давление отмечают), а на трёх экранах и я сам, собственной персоной, в разных ракурсах на кровати развалясь лежу. Надо понимать, телекамеры меня из трёх точек снимают.
Первым моим порывом было бедлам там у них грандиозный устроить. Типа того, чтоб вся аппаратура их сверхсекретная к чёртовой матери рванула и дотла выгорела, а операторы навсегда оглохли, чтоб до конца жизни неповадно было наушники на голову напяливать и столь гнусным делом когда-либо заниматься. Однако трезвость какая-то во мне всё-таки сохранилась, и я эту мысль соблазнительную давлю.
"Пусть их, - милую уши операторов. - Сделай так, чтобы сеанс вроде нормально прошёл и все были уверены, что всё у них тип-топ получилось. Но нас с Сашком от внушения на все сто огради. Понял?"
