Стивен Дональдсон - Прыжок в катастрофу. Тот день когда умерли все боги
Поскольку Уорден не был удивлен, ему удалось сдержать свою панику. Презрительно фыркнув, он сказал:
– Очевидно, ваша человеческая часть ума понимает, что подобные требования вызвали бы у людей горячее желание пустить вам кровь. Станция полиции подняла бы мятеж, если бы меня заподозрили в намерении принять такие условия. Именно поэтому вы настояли на нашей личной встрече. Вы запланировали проведение тайных переговоров, чтобы угрозами выдавить из меня согласие и при этом не спровоцировать негативную реакцию военного флота и правительства Земли. Вам хотелось, чтобы я связался с «Трубой» по узкому лучу и приказал экипажу сдаться. Вы желали получить Морн и Дэйвиса, а также их друзей, после чего спокойно улететь в свое пространство, пользуясь моей гарантией на безопасный проход до границ человеческого космоса. Я сохранил бы мир. Вы забрали бы опасных для вас людей. И никто ничего бы не узнал, если бы я утаил это преступление от тех, кому поклялся служить.
Он с усмешкой покачал головой.
– Прекрасная картина. Но она имеет ряд изъянов.
Вестабул молчал. Возможно, слово «изъян» не имело аналога в языке амнионов.
Уорден хотел закричать: «Я не могу это сделать, черт бы вас побрал!» Он с радостью плюнул бы в лицо собеседника. Однако заходить так далеко было рано. Поэтому Диос сказал:
– Прежде всего, я не знаю, где находится «Труба». И почему вы думаете, что ее экипаж подчинится моему приказу?
Амнион посчитал его возражения неважными.
– Они подчинятся по той же причине, по которой вы отдадите этот приказ, – ответил Вестабул. – Цена отказа будет измеряться миллионами жизней. Кроме того, вы можете воспользоваться приоритетными кодами киборга, а он, в свою очередь, заставит других людей прислушаться к вашим указаниям. Что касается «Трубы», то она уже здесь. Наши инструменты указывают, что полицейский крейсер транспортирует ее из гиперпространства. Корабль прилетел несколько минут назад. Ваша сканерная сеть определила его, как «Каратель»
Уорден непроизвольно отшатнулся. Он ничего не мог поделать: ему требовалась пауза, чтобы собраться с отвагой. «Труба» уже здесь? Транспортируется крейсером? Диос не сомневался в словах Вестабула. Однако он не мог охватить всех последствий, которые подразумевала эта информация. Прибытие «Трубы» обострило кризис. Теперь Вестабул будет настаивать на безотлагательном принятии решений. Любая отсрочка ослабляла его позицию.
Стараясь выиграть время, Уорден спросил:
– Что делает «Каратель»?
Вестабул невнятно рыкнул в микрофон и выслушал ответ.
– Ваш крейсер навел на нас луч прицела, – сообщил амнион – Мы тоже держим его на «мушке». Он пока не стреляет, и ориентация его антенн позволяет предполагать, что капитан корабля общается с вашей станцией.
«Вот и хорошо, – подумал Уорден. – Хэши предупредит их об опасности. Он расскажет Мин о том, какие вопросы решались здесь и на чрезвычайном заседании Руководящего Совета». Диос возлагал большие надежды на сообразительность и расторопность Хэши.
Уорден подавил желание скрестить руки на груди. Он слишком часто прикрывал свое сердце Положив ладони на колени, Диос с усмешкой спросил:
– Почему же вы не стреляете в них? Почему не пользуетесь случаем, пока можете?
Вестабул еще раз попытался пожать плечами – и вновь неудачно.
– Пока мы не находим количество и мощь ваших кораблей угрожающими. И я верю, что вы в конце концов удовлетворите наши требования.
Немного помолчав, он добавил:
– Кроме того, офицеры «Карателя» могут настоять на выполнении ваших приказов, если команда «Трубы» по каким-то причинам не пожелает подчиниться им.
Мин действительно могла настоять на этом. Если она и имела пределы верности, то Уорден их еще не достиг. А ее пример вдохновил бы команду крейсера.
В таких чрезвычайных обстоятельствах даже Долфин Юбикви подчинился бы ей, несмотря на свою непокорную натуру. Однако Диос знал, что Мин могла и отказаться…
Он должен был перехватить инициативу – ради «Трубы» и «Карателя», ради самого себя.
– Я не знаю, о каком количестве кораблей вы говорите, – сказал Уорден. – Хотя и догадываюсь, что стоит за вашими словами. У меня другое мнение по этому вопросу.
Амнионский глаз Вестабула сверлил Уордена беспощадным взором. Человеческий глаз огорченно мигал. Какими бы малыми ни были остатки его человечности, они являлись той частью, которая позволяла Вестабулу манипулировать с ложью и принуждением.
– Я знаю, зачем вам нужны Морн и Дэйвис, – со злостью произнес Уорден. – Они послали мне сообщение, которое объясняет ситуацию. Вы не рискнули бы начать войну из-за «собственности». Эти люди нужны вам потому, что они обладают знанием, с помощью которого вы надеетесь уничтожить нашу цивилизацию и избавиться от человечества.
В его голосе зазвучали нотки гнева.
– Вы хотите, чтобы Вектор Шейхид помог вам создать новый мутаген.
Он осмелился перейти на крик.
– Довольно! Я не собираюсь рисковать уничтожением своей расы! Я не желаю отдавать вам команду «Трубы»!
На самом деле, несмотря на ярость и отчаяние, его утверждения были нечестными. Уорден противопоставил ложь коварному обману Вестабула. Конечно, выживание человечества было более важным, чем несколько миллионов жизней, но их потеря могла привести к возвышению Холта Фэснера. Если Холт заменит собой Совет и правительство Земли, он станет единственной силой и властью. И тогда человечество действительно окажется на грани гибели. Чтобы сохранить эти миллионы жизней – и дать Койне шанс уничтожить Дракона, – Диос должен был позволить «Затишью» забрать команду «Трубы».
Здесь имелись и другие возможности – слишком смутные для определения и слишком ценные, чтобы их упускать. Уорден еще не решил, как ему ответить Вестабулу. Он не хотел подчиняться давлению амнионов и тем самым подталкивать их к раскрытию его фальши.
Вестабул задумался. Какое-то время он молча смотрел на Диоса. Его аура бурлила, словно излучение демона. Наконец, суля безжалостную гибель, он заговорил. Слова вылетали из изогнутого рта, как хлопья ржавчины.
– Вашим преимуществом является то, что мы не понимаем обмана. Ложь для нас… немыслима?
Казалось, он рылся в памяти. Через пару секунд Вестабул кивнул и добавил:
– Она непостижима для амнионов. Наше общение построено на запахах, звуках и жестах. Феромоны не лгут. Тона и тени не обманывают. Вот почему мы одни в этой комнате. Дискуссия с вами огорчила бы моих сородичей.
Огорчила бы ложью и предательством…
– Я тоже расстроен, – продолжил Вестабул. – Но у меня сохранились некоторые воспоминания о прошлой жизни, когда я был человеком. И, в частности, я помню капитана Термопайла.
