Филип Фармер - Т. 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы
Испанец заговорил на прекрасном английском, с еле заметным акцентом:
— Добро пожаловать в Деусволенс!
Микс принужденно улыбнулся:
— Кажется, мне не светит обратный билет?
— Что? — не понял де Фалья.
— Неважно, — сказал Микс. — Ну, так какие же карты ты собираешься мне сдавать?
— Какие б ни были, все примешь, — ответил де Фалья.
— Ты сейчас на коне, тебе и карты в руки.
Том сел и оперся на локоть. Видел он по-прежнему плохо, а от движения его замутило. К сожалению, пища, которую он последний раз ел, давно переварилась. Сухие позывы к рвоте были для него мучительны. От них затылок разболелся еще сильнее.
Де Фалья, похоже, позабавили его слова. Явно позабавили.
— Так-то, мой друг. Как говорят англичане, туфля уже на другой ноге. Хотя у тебя вообще нет обуви.
Он был прав. С Микса сняли все, что было можно. Оглядевшись вокруг, он заметил свою шляпу на одном из крамеровцев, находившемся поблизости, а сапоги — на другом, подальше. На самом деле он видел четверых. Он наверняка получил контузию, и довольно сильную. Что ж, у него были раны и похуже, однако ничего, выжил, да еще здоровее прежнего. Хотя шансов на долгую жизнь у него, похоже, немного.
На земле повсюду валялись тела, неподвижные и безмолвные. Он предположил, что все, кроме легкораненых, были избавлены от страданий. И не из милосердия, но в целях экономии. Нет смысла тратить на них еду.
Кто-то уже выдернул копье из глаза Стаффорда.
— На Реке все еще идет сражение, — проговорил де Фалья. — Но сомневаться, кто победит, уже не приходится.
Том не спрашивал его, кто одерживает верх. Он не собирался доставлять ему такую радость.
Испанец махнул рукой двоим солдатам. Те с обеих сторон подхватили Микса и заставили его идти по равнине, обходя трупы. Когда ноги отказали ему, они поволокли его, но тут же к ним подбежал де Фалья. Он приказал солдатам достать носилки. Собственно говоря, Миксу не надо было даже спрашивать, почему к нему так хорошо относятся. Особого узника — каковым он был полагалось беречь по особым соображениям. Он настолько скверно себя чувствовал и так ослаб, что в ту минуту его совершенно не волновали какие-то особые соображения.
Его понесли туда, где начинались хижины, потом вниз по улице до самого конца и дальше. Его доставили в лагерь для военнопленных. Лагерь занимал огромную территорию, хотя в нем содержалось совсем мало узников. Через распахнутые бревенчатые ворота его внесли за кольцеобразный бревенчатый частокол. Внутри огороженной территории стояла маленькая хижина. Микс находился в замкнутом пространстве внутри замкнутого пространства.
Два солдата, втащив Микса в хижину, проверили, есть ли вода в сосуде из обожженной глины — его питьевой рацион. Заглянули и в ночную вазу, и один из солдат грубо выкрикнул чье-то имя. В хижину вбежал низенький худой мужчина с озабоченным лицом и получил нагоняй за то, что не вылил содержимое горшка. Микс подумал, что он, наверное, действительно особый, если их волнуют даже такие мелочи.
Очевидно, к предыдущему временному обитателю этой хижины не относились с таким повышенным вниманием. Вонь стояла ужасная, хоть проклятая посудина и была прикрыта крышкой.
Прошло семь дней. Миксу стало гораздо лучше, он заметно окреп, хотя и не до конца, временами его беспокоили рецидивы двоящегося зрения. Гулял он только вокруг хижины — вокруг, вокруг, вокруг… Он ел три раза в день, но плохо. Он опознал свой изобильник, который забрали с флагманского корабля люди, взявшие Микса в плен. Но ему отдавали лишь половину того рациона, который предлагал изобильник, и при этом никаких сигарет и спиртных напитков. Все остальное забирали себе стражники. И хотя в последние два года он выкурил лишь пару сигарет, то сейчас страстно желал их. Днем было совсем неплохо, но поздними ночами он мучился от холода и сырости. Но еще больше он мучился от того, что ему не с кем поговорить. Он сидел в тюрьме двенадцать раз, но ему чуть ли не впервые попались такие стражники, которые отказывались перемолвиться с ним хоть одним словом. Миксу даже казалось, что они приберегают все свои злые слова на будущее.
На восьмой день утром Крамер и его победоносные войска возвратились. Из подслушанного разговора стражников Том смог понять, что Новый Альбион, Ормондия и Англия пали. И что там полно всякого добра и женщин, и их хватит на всех, включая даже тех, кто не участвовал во вторжении.
Том подумал, что Крамер слишком рано празднует победу. Ему еще придется иметь дело с Новым Корнуоллом и гуннами. Но, как предположил Микс, поражение крамеровских военно-речных сил заставит их немного умерить свои амбиции.
Остальных пленников — их было около пятидесяти — пригнали с крепостного вала, где они занимались восстановительными работами, обратно в лагерь. Со стороны главных ворот донеслись ликующие крики, дробь барабанов, взвизгивание флейт, приветственные восклицания. Первым в воротах показался Крамер, сидевший в большом кресле, которое несли четыре человека. Даже на таком расстоянии Микс узнал его жирное тело и поросячье лицо. Толпы людей выкрикивали приветствия и пытались поближе пробиться к нему, но их отшвыривали прочь телохранители. Следом шел его штаб, а за ним, с улыбкой до ушей, первые из возвращавшихся домой солдат.
Кресло осторожно поставили перед «дворцом» Крамера, громадным бревенчатым строением на вершине низкого холма. К Крамеру подошел де Фалья, чтобы поприветствовать того. Затем оба произнесли речь. Микс стоял слишком далеко и потому не расслышал ни одного слова из того, что говорили.
В лагерь привели нескольких раздетых догола пленников, подталкивая их в спины копьями и заставляя идти быстрым шагом. Среди этих грязных, избитых и окровавленных людей был Иешуа. Он сразу сел, привалившись спиной к стене. Голова его поникла, словно Иешуа был глубоко подавлен. Том стал кричать ему, пока кто-то не спросил, кого он зовет. Спросивший прошел через весь лагерь и заговорил с Иешуа. Сначала Том подумал, что Иешуа собирается и дальше не замечать его. Он коротко взглянул на Тома, и голова его снова свесилась на грудь. Но вскоре Иешуа встал, немного неуверенно, и медленно направился к кольцеобразной загородке. Он вглядывался в промежутки между бревнами. Его лицо и тело были покрыты синяками и ссадинами от побоев.
— Где Битнайя? — спросил Том.
Иешуа снова опустил глаза.
— Ее насиловали, когда я последний раз видел ее, — проговорил он глухо. — По очереди. Их там много было, желающих. Она, должно быть, умерла. Когда меня посадили на корабль, она уже не кричала.
Микс махнул рукой, показывая на группу пленниц:
