Евгений Филенко - Блудные братья
Рассеянное частой сетью сплетенных крон светило внезапно разлилось во все небо, единым духом набрало невыносимой белой яркости и со страшным грохотом обрушилось на беглецов всеми своими триллионами триллионов тонн испепеляющего жара.
Интерлюдия. Земля
Кратову казалось, что он и глаз не успел сомкнуть, а уже рассвело. Он выглянул в окно, что выходило на задний дворик: из-за густых ветвей Рыбу—Кита не было видно, однако же он почуял хозяина и послал тому обычный мысленный привет. «И тебе доброе утро», — откликнулся Кратов, не особенно надеясь быть услышанным. Он накинул халат и двинулся было на веранду. Оттуда доносились голоса: один принадлежал маме, а другой был мужской и прекрасно знакомый… На цыпочках Кратов убрел в свою комнату, сменил халат на джинсы и безрукавку. Бросил мимолетный взгляд в зеркало — ему не хотелось выглядеть более усталым, чем на самом деле.
Элмер Элкана Татор, «Эл-квадрат», бывший инженер-навигатор миди-трампа, что тринадцать лет назад доставил четвертую миссию Дилайта-Элула на сумасшедшую планету Уэркаф. Индеец племени тускарора (громогласный Джед Торонуолу, помнится, в зависимости от расположения духа величивал его то гуроном, то ирокезом), звездоход, чистая душа, старый друг. Кратов, в ту пору по своему социальному статусу добровольный изгнанник, член Плоддерского Круга, как умел исполнял на этом корабле обязанности второго навигатора. От ксенологов ему, помнится, доставалось. Звездоходы подставляли ему свои плечи. С одной стороны было широкое, как посадочная полоса, плечо Джеда, с другой — по-кошачьи покатое, но тоже вполне падежное плечо Татора. В Галактике они встречались раза три-четыре, на Земле — никогда. Трудно было даже предполагать, что судьба забросит закоренелого эфирного бродягу Татора в монгольские степи.
Прошедшие годы не оставили своих следов на смуглом скуластом лице индейца. Разве что жесткие вороные волосы стали еще длиннее, да поубавилось детской наивности в глазах.
— У тебя все хорошо, Кон-стан-тин, — с удовлетворением сказал Татор, поднимаясь из-за стола навстречу Кратову — Я это вижу. Я этому рад.
— На твоем корабле открылась вакансия второго навигатора? — Тот, поднял обе руки сразу, сделал удивленное лицо.
— Я нашел себе хороших навигаторов. Очень хороших, Кон-стан-тин.
— Неужели Джед?!
Татор, улыбаясь знакомой своей печальной улыбкой, отрицательно покачал головой.
— Я потерял Джеда из виду лет пять назад. Боюсь, старый медведь завербовался в страйдеры и улизнул из этой Галактики… У меня — молодые звездоходы. Совсем такие же, как и я тогда, на Уэркаф.
— Не буду вам мешать, — сказала Ольга Олеговна. — У меня такое ощущение, что сегодня предстоит нелегкий денек…
— Ты нам не мешаешь, мама, — возразил Кратов. — Никто здесь не станет бить друг друга по плечу, восклицать «А помнишь?..» и восторженно сквернословить. Но, — он слегка нахмурился, — у меня тоже сложные предчувствия.
— И все же я пойду и займусь кухней, — промолвила Ольга Олеговна.
Татор проводил ее слегка затуманившимся взглядом.
— Никогда бы не подумал… — сказал он и осекся.
— Что у такого громилы и урода, как я, мать окажется довольно молодой и сногсшибательно красивой женщиной? — усмехнулся Кратов.
— Примерно так, — признался Татор. Лицо его потемнело, как всегда бывало в минуты сильного смущения.
— Не очень хорошо это обсуждать даже с близкими друзьями, — сказал Кратов. — Но моя мама ведет двойную жизнь. Для меня и для Игоря она — заботливая курочка-наседка, раскинувшая крылья над цыплятками. И есть вторая половина ее жизни, в которую никто из нас не допущен. О которой я ничего не знаю и могу только строить фантастические догадки. Мне не известен ни один ее мужчина после ухода отца. Не могу поверить, что она все еще его любит. Отец был порядочный раздолбай и, по-видимому, таким и остался. Хотя бы потому, что отказался от такой женщины… Я лишь осторожно предполагаю, что у мамы все же есть тайный друг. Но не ведаю, кто он, что между ними происходит и чем закончится.
— Что мешает тебе спросить об этом?
— Не знаю. Может быть, оттого, что это не мое дело. Хотя… а чье же? Не понимаю, отчего я этого не сделал. Иногда я вообще с трудом понимаю людей. Например, себя. Я о многом боюсь спрашивать даже у самых близких… Нет, с инопланетянами все намного легче и проще. — Он тяжело вздохнул. — Итак, Эл? Я готов выслушать самые неприятные новости.
— Нет, Кон-стан-тин, — сказал Татор. — Ничего не произошло. В Галактике все спокойно — по крайней мере, до той степени, чтобы не требовалось твое вмешательство. Я не принес дурных вестей. Но заниматься воспоминаниями мы и впрямь не станем. Я пришел по делу.
— Тогда давай это дело на стол, — промолвил Кратов, усаживаясь. — А потом и повспоминаем чуток.
— В конце июля ты обратился в Корпус Астронавтов. Ты хотел зафрахтовать корабль с экипажем для частной исследовательской миссии. Это так?
— Все верно.
— Мой корабль называется «Тавискарон», — сказал Татор. — Это десантно-исследовательский транспорт класса «ламантин-тахион». — Выдержав паузу и не дождавшись от Кратова ни восторгов, ни недоумения, он счел за благо добавить: — Это раза в два больше, чем тот «анзуд», на котором мы с тобой летали на Уэркаф, но, разумеется, намного меньше пассажирских галатрампов. На нем можно высаживаться на поверхность любой планеты, будь то «голубой ряд» или «черный», или даже газовый пузырь вроде Юпитера. С равным комфортом на его борту можно коротать досуг в длительном космическом поиске. — Кратов продолжал безмолвствовать, и Татор закончил с нотками отчаяния в голосе: — Тавискарон — это имя индейского божества холода и мрака. Было бы странно, назови я свой корабль как-то иначе. Но внутри него всегда тепло, а помещения прекрасно освещены.
— Удивительно, — сказал Кратов. — Все эти годы я хотел спросить, но никак не подворачивался случай: тот корабль, что доставил нас на Уэркаф, тоже имел свое имя?
— Официально — только бортовой номер, — ответил Татор в некотором замешательстве. — Но в своем кругу мы иногда обращались к нему по имени.
— Как же?
— По-разному. Я предпочитал имя «Пернатый ныряльщик», разумеется — на родном языке, а Джед… — Татор смущенно хмыкнул. — В зависимости от настроения Джед именовал его то «Свистолет», то «Ночной горшок с дристогонным приводом», а то и «Локомотив на пердячем пару»…
— Да, да, припоминаю… А есть ли на твоем корабле просторные грузовые отсеки? — спросил Кратов.
— На «Тавискароне» четыре грузовых отсека, — торжественно произнес Татор. — В одном из них ты с большим удобством разместишь своего летающего зверя — если, разумеется, решишь взять его на борт в качестве пассажира. В другом ты установишь перечисленную в твоей заявке аппаратуру. — Он вдруг оживился: — А еще два резервных отсека мы сможем употребить под контрабанду!
