Георгий Гуревич - Рождение шестого океана
— Не возьмете ли в компанию меня с водопадом Замбези и солнцем Сахары?
Сайкл задохнулся от удивления.
— Старая лисица! Что же вы болтаете о борьбе с электрической агрессией? Вы просто хотели надуть меня!
Глава двадцать шестая
У КНИГИ ЕСТЬ КОНЕЦ
Кровать стояла далеко от окна, и, лежа на ней, можно было видеть только небо. При свете ночника оно казалось лиловато-синим, как морская даль, и выглядело очень красиво рядом с желтыми от электричества кружевными занавесками. Но под утро мрачная синева выцвела, как будто краску смыли водой. На водянисто-голубом фоне появились пухлые и розовые, как младенцы, облака. А затем луч солнца брызнул из-"за угла, и на стене, над кроватью, уселся радужный зайчик.
Человек усмехнулся и погрозил ему костлявым пальцем.
— Ладно, прыгай пока что. Все равно поймают тебя.
Академик Ахтубин был давно и серьезно болен. Его положение не улучшалось: боли в боку не проходили, мучила одышка. Доктора качали головой все многозначительнее, и жена, провожая их, все дольше шепталась за дверьми. На днях вице-президент Академии спросил Ахтубина, не хочет ли он взять годичный отпуск. По видимому, ему уже подыскали заместителя. Ахтубин вспылил и наговорил грубостей. Но заявление об отпуске все-таки подал.
В комнате было душно, пахло одеколоном, йодом и валерианкой. На мятой подушке не удавалось найти прохладного места. За радиатором что-то потрескивало — вероятно, коробились обои... Даже размышлять было утомительно. Время от времени приходилось давать голове отдых, несколько минут лежать с закрытыми глазами, просто лежать, не думая ни о чем. Но вот на глаза попадал солнечный зайчик, возникала цепь мыслей: солнечный луч — Солнце — потоки энергии. И, опрокидывая бутылочки с лекарствами, профессор шарил на столике в поисках авторучки, спешил записать мысль:
«Отрегулировать солнечное тепло — очередная задача. Жару нужно регулировать так же, как мы регулируем реки. Летний зной — это наводнение тепла, зима подобна обмелению реки... »
А мысли, обгоняя перо, уже уходили вперед. «Отрегулировать Солнце — это точное выражение, — думал Ахтубин. —Интересно, почему люди склонны регулировать? Откуда эта чуждая природе прямолинейность? Пожалуй, от разума. Стихии бушуют стихийно. Их ярость слепа и не имеет цели. Природа расточительна. Она тратит слишком много энергии, коэффициент полезного действия стихий ничтожен. На отопление и орошение планеты можно тратить меньше тепла, если взяться разумно, по-человечески. И сразу же освобождаются лишние силы, их можно использовать с толком. Все стихии должны планироваться. Календарный план воды в реках, всемирный план погоды, план дождей и ветров, календарный план пасмурности и солнечности будет у наших потомков».
Рука проворно бегала по бумаге, стараясь поспеть за мыслями, глаза у профессора блестели, на скулах появился румянец. Уже не было больного, немощного старика, прикованного к постели. Его место занял Человек-Великан, не сын, а повелитель Солнца. Он знал, куда нужно направить реки, что приказать ветру и как распорядиться солнечными лучами. Он диктовал свою волю природе, потому что он разумное существо, а она слепая, безрукая и бестолковая.
2Ровно в восемь утра дверь отворилась, и в комнату вошла жена Ахтубина с завтраком на подносе.
Она участливо посмотрела мужу в лицо и с тревогой в голосе спросила: «Плохо спал сегодня? А как температура? » Глядя на поднос, академик поморщился. «Опять вареная капуста! » Жена с терпеливым вздохом присела на край кровати, держа тарелку в руках. Она готовилась к настойчивому спору.
— Дай тарелку, я сам, — сказал Ахтубин. — Только подсунь под спину подушку...
Жена следила за ним с грустью и жалостью, эта жалость больше всего раздражала старика, Он привык быть сильным и умным, привык побеждать в споре, подавлять противников знаниями и красноречием, привык к тому, что у него избыток энергии, он может всю ночь напролет писать статью, а утром после этого с блеском читать свои знаменитые лекции, на которые приходили студенты даже с других факультетов. Жена его была скромным сотрудником, терпеливой исполнительницей, первым слушателем и секретарем. У нее не было воображения, размах Ахтубина пугал ее. Ей все казалось, что он сорвется или надорвется. Они прожили вместе больше тридцати лет, и все время он был в глазах жены героем. И вот он стал немощным, не может позавтракать без ее помощи; его вылинявшее лицо вызывает тревогу и жалость. Стыдно и унизительно вызывать жалость у жены!
— С кем ты говорила по телефону вчера? — спросил он недовольным тоном.
— Звонили из Совета Министров, насчет Устава. Я сказала, что ты задержишь. Как они сами не понимают?
— Напрасно сказала. Не настолько я болен. Обязательно передай, что Устав я представлю к сроку. — Недовольство профессора прошло. При мысли о работе он опять оживился. — Обожаю, когда торопят, люблю, чтобы напоминали, звонили по телефону, теребили. Когда торопят, чувствуешь, что ты еще нужен. Сейчас же немедленно займемся Уставом. Только письма посмотрю. Письма есть сегодня?
— В почтовый ящик не вмещаются. И все насчет твоего выступления по радио. Я думаю отослать в Радиокомитет, в редакцию.
— Но только напиши им, чтобы читали внимательно. Пусть посадят специальных людей. И отвечать надо на каждое письмо, даже на самое неграмотное. Ведь если человек пишет, значит, у него душа горит. А теперь принеси три-четыре письма на выбор.
3«Уважаемый Юлий Леонидович! Пишу вам по поручению коллектива работников газеты «Труд». Мы все заинтересовались вашим предложением о Добровольном обществе. Правда, мы в большинстве люди с гуманитарным образованием и не представляем, где могли бы мы принести пользу. Но, возможно, обществу понадобятся многочисленные популярные издания. Мы могли бы взять на себя редактирование и печатание... »
«Многоуважаемый академик!
Я слышал по радио насчет любителей науки. Сам я столяр шестого разряда, работаю на заводе «Динамо». С бытом у нас все организовано, как полагается: дети в яслях, обеды носят на дом из столовой. Времени свободного хоть отбавляй. «Козла» забивать надоело. Куда приложить силы, ещё не разобрался. Надо издать понятные книжечки по каждой науке, объяснить, где человек без специального образования с толком может поработать. Космические дела меня особенно интересуют. Я понимаю, в первую очередь лететь должны ученые. Но, может быть, и мы, столяры, пригодимся пособить.
Остаюсь уважающий Вас С. Никаноров».
«Дорогой Юлий Леонидович!
