Станислав Лем - Библиотека современной фантастики. Том 4. Станислав Лем
Но у меня уже все путалось в мыслях, я погружался, плыл через эту тьму. В последний миг перед тем, как заснуть, мне показалось, что я там, на своем месте, на койке, глубоко, у самого стального дна, а рядом со мной маленький Арне — на мгновение я очнулся. Нет. Арне мертв, я был на Земле. Девушка тихо дышала.
“Будь благословенна, Эри”, — сказал я одними губами, вдохнул запах се волос и заснул…
Я открыл глаза, не зная, где я и кто я. Темные волосы, рассыпавшиеся по моему онемевшему плечу — я не чувствовал его, словно оно было чем-то посторонним, — изумили меня. Это длилось долю секунды. В следующее мгновение я уже все вспомнил. Солнце еще не взошло. Молочно-белый, бесцветный, чистый, пронзительно-холодный рассвет брезжил в окнах. Я смотрел в ее лицо, освещенное этим предутренним светом, словно видел его впервые. Она крепко спала, стиснув губы, ей было, вероятно, не очень удобно на моем плече, потому что она подложила под голову ладонь и время от времени трогательно шевелила бровями, словно опять начинала удивляться. Движение было совсем незаметным, но я внимательно смотрел, будто на ее лице была написана моя судьба.
Я подумал об Олафе. Очень осторожно начал освобождать руку. Осторожность оказалась совершенно излишней. Эри спала глубоким сном, ей что-то снилось; я замер, пытаясь отгадать — не сам сон, а только — не дурной ли он. Ее лицо было почти детским. Нет, не дурной. Я отодвинулся, встал. На мне был купальный халат, я так и не снял его. Не обуваясь, я вышел в коридор, очень медленно, тихо прикрыл дверь и с соблюдением таких же предосторожностей заглянул в комнату Олафа. Постель была не тронута. Он сидел за столом, положив голову на руки, и спал. Как я и думал, он не раздевался. Не знаю, что его разбудило, — мой взгляд? Он вдруг очнулся, быстро взглянул на меня ясными глазами, выпрямился и потянулся разминаясь.
— Олаф, — сказал я, — даже через сто лет…
— Заткнись, — сказал он любезно. — У тебя всегда были дурные наклонности…
— Ты уже начинаешь? Я только хотел сказать…
— Знаю, что ты хотел сказать. Я всегда за неделю вперед знаю, что ты хочешь сказать. Если бы на “Прометее” нужен был проповедник, ты подошел бы как нельзя лучше. Черт побери, как это мне не пришло в голову раньше! Я бы тебя проучил, Эл! Никаких проповедей. Никаких клятв, обещаний и тому подобного. Как дела? Хорошо? Да?
— Не знаю. Как будто. А впрочем, не знаю. Если тебя интересует… ну… то ничего не было.
— Нет, сначала ты должен встать на колени, — сказал он, — и говорить, стоя на коленях. Идиот, разве я тебя об этом спрашиваю? Я говорю о перспективах и вообще…
— Не знаю. Я тебе вот что скажу… по-моему, она сама не знает. Я свалился ей на голову, как камень.
— Увы, — заметил Олаф. Он раздевался. Искал плавки. — Это печально. Сколько ты весишь, камешек? Сто десять?
— Около этого. Не ищи. Твои плавки на мне.
— При всей твоей святости ты всегда норовил подхватить чужое, — ворчал он, а когда я начал снимать плавки, крикнул: — Брось, дурак! У меня есть в чемодане другие…
— Как оформляется развод? Случайно не знаешь?
Олаф посмотрел на меня из-за открытого чемодана, моргнул.
— Нет. Не знаю. Интересно, откуда бы мне знать? Я слышал, что это все равно, что чихнуть. И даже “будь здоров” говорить не надо. Нет ли тут какой-нибудь человеческой ванны, с водой?
— Не знаю. Наверно, нет. Есть только такая — знаешь…
— Да. Освежающий вихрь с запахом зубного эликсира. Ужас. Пошли в бассейн. Без воды я не чувствую себя умытым. Она спит?
— Спит.
— Ну, тогда бежим.
Вода была холодной и чудесной. Я сделал сальто из винта назад получилось. Раньше никогда не получалось. Выплыл, отплевываясь и кашляя, потому что втянул носом воду.
— Осторожней, — бросил мне с берега Олаф, — ты теперь должен беречь себя. Помнишь Маркля?
— Да. А что?
— Он побывал на четырех спутниках Юпитера, насквозь проаммиаченных, а когда вернулся, сел на тренировочном поле и вылез из ракеты, увешанный трофеями, как рождественская елка, споткнулся и сломал ногу. Так что ты осторожней. Уж послушай меня.
— Постараюсь. Дьявольски холодная вода. Я вылезаю.
— И правильно делаешь. А то еще подхватишь насморк. У меня его не было десять лет. Но не успел я прилететь на Луну, как начал кашлять.
— Потому что ТАМ было очень сухо, — сказал я с серьезной миной.
Олаф рассмеялся и тут же обдал мне лицо водой, нырнув в каком-нибудь метре от меня.
— Действительно, сухо, — сказал он, выплывая. — Это метко сказано, знаешь. Сухо, но неуютно.
— Ол, я побежал.
— Ладно. Увидимся за завтраком. Или не хочешь?
— Ты что!
Я побежал наверх, обтираясь по дороге. Перед своей дверью затаил дыхание. Осторожно заглянул. Она еще спала. Я воспользовался этим и быстро оделся. Даже успел побриться в моей туалетной.
Сунул голову в комнату — мне показалось, что Эри что-то сказала. Когда я на цыпочках подходил к кровати, она открыла глаза.
— Я спала… тут?
— Да. Да, Эри…
— Мне казалось, что кто-то…
— Да, Эри, это был я…
Она смотрела на меня, словно к ней постепенно возвращалась память, сознание всего, что произошло. Сначала ее глаза широко раскрылись — от удивления? — потом она их закрыла, снова открыла — украдкой очень быстро, но так, что я все-таки это заметил, заглянула под одеяло — и повернула ко мне порозовевшее лицо.
Я кашлянул.
— Ты, наверное, хочешь пойти к себе, а? Может быть, мне лучше выйти или…
— Нет, — сказала она, — у меня же есть халат.
Она села, запахивая полы халата.
— Это… уже… по-настоящему? — сказала она тихо, таким тоном, словно расставалась с чем-то.
Я молчал.
Она встала, прошлась по комнате, вернулась. Подняла глаза на меня — в них был вопрос, неуверенность и что-то еще, чего я не мог определить.
— Брегг…
— Меня зовут Эл.
— Эл, я… я действительно не знаю… Я хотела бы… Сеон…
— Что?
— Ну… Он… — Она не могла или не хотела сказать “мой муж”? — Он вернется послезавтра.
— Да?
— Что будет?
Я проглотил комок.
— Мне с ним поговорить?
— Как это?..
Теперь я, в свою очередь, с изумлением посмотрел на нее, ничего не понимая.
— Вы же… вчера говорили… Я ждал.
— Что… заберете меня.
— Да.
— А он?
— Так мне не говорить с ним? — спросил я наивно.
— Как это, “говорить”? Вы хотите сами?
— А кто же?
— Значит, это… конец?
Что-то сдавило мне горло; я кашлянул.
— Но ведь… другого выхода нет.
— Я думала, что это… меск.
— Что?..
— Вы не знаете?
