Дэвид Эддингс - Алмазный трон
- Да, я забыл об этом.
Дни в пустыне проходили однообразно-тоскливо. Они поднимались рано-рано утром, когда на небе еще не гасли звезды, и гнали лошадей до полудня, когда солнце начинало немилосердно палить их самих и лошадей своими отвесными лучами. Потом они отдыхали в неверной призрачной тени тента, который дал им в дорогу настоятель, а их лошади лениво щипали колючую солончаковую травку. Когда солнце скатывалось из зенита, они продолжали путь и ехали до полной темноты. Временами они набредали на редкие родники, всегда окруженные густой зеленью, дающей настоящую тень и живительную прохладу. Они позволяли себе задержаться там на целый день, чтобы дать отдых лошадям и отдохнуть самим перед новой встречей с обезумевшим солнцем пустыни.
И вот у одного из таких родников, чья кристально-чистая вода стекала по скалистому скату в небольшое прозрачное озерцо, окруженное высокими гибкими пальмами, перед ними предстала тень облаченного в черные доспехи пандионца. Спархок, одетый в одну только набедренную повязку, только что вылез, роняя на песок капли, из восхитительно холодной заводи, когда черная фигура показалась на дороге с запада. Всадник и лошадь не отбрасывали никакой тени, и было видно, как их пронизывают лучи солнца, висевшего как раз за спиной всадника. И снова Спархок почувствовал веяние могильного холода, такого странного и неожиданного в этом царстве невыносимой жары и палящего солнца; когда всадник приблизился, он увидел, что лошадь под ним - просто безглазый скелет, покрытый ссохшейся кожей. Спархок не попытался взять свое оружие, но стоял неподвижно, и только дрожь пробирала его, несмотря на жару, и смотрел как приближается призрак. А тот остановил лошадь в нескольких саженях от него и мертвенно-медленным движением вынул свой меч.
- Матушка, - бесцветным речитативом произнес он, обращаясь к Сефрении, - я сделал все, что мог. Рыцарь отсалютовал, поднеся гарду меча к своему забралу, а потом, повернув его рукоятью вперед, протянул вперед.
Бледная Сефрения, спотыкаясь, прошла по горячим плоским камням к рыцарю и приняла меч обеими руками.
- О твоей жертве будут помнить в веках, сэр рыцарь, - сказала она дрожащим голосом.
- Что значит земная память в Чертоге Смерти, Сефрения? Я сделал то, что велел мне мой долг - это и будет мне утешением в вечности, - затем его шлем с опущенным забралом повернулся к Спархоку. - Приветствую тебя, брат, - донесся из-за забрала бесцветный и какой-то далекий голос. - Знай, что вы на верном пути, в Дабоуре вы найдете то, что ищете. А когда ты выполнишь то, что велят тебе долг и честь, мы возликуем в Чертоге Смерти, ибо не напрасной станет тогда наша жертва.
- Привет и тебе, брат мой, - ответил Спархок, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта. - И прощай, да пребудет мир над твоей душой.
Мгновение спустя призрак растаял в жарком мареве над пустыней.
Ноги Сефрении подкосились и с протяжным стоном она рухнула на раскаленные камни, будто тяжесть обретшего плотность меча пригвоздила ее к земле.
Кьюрик подбежал к бессильно распластанной на земле женщине, легко поднял ее на руки и отнес в тень, к заводи.
А Спархок, не обращая внимания на обжигающую босые ноги гальку, отправился к месту, где она лежала и поднял меч своего погибшего брата. Позади себя он услышал звуки свирели Флейты. Мелодию эту он не слышал раньше. В ней была вечная тоска и страстный призыв или вопрос о чем-то... Спархок обернулся, держа в руке меч. Сефрения лежала на одеяле в тени пальм, под ее закрытыми глазами обрисовались темные круги. Коленопреклоненный Кьюрик заботливо склонился над ней, а Флейта сидела, скрестив ноги, невдалеке и выпускала на волю заключенные в свирели странные и страстные звуки своей песни.
Спархок вновь пересек полоску раскаленных камней и остановился в тени. Кьюрик поднялся и подошел к нему.
- Она не может идти сегодня, - тихо сказал оруженосец, - а может быть даже и завтра.
Спархок кивнул.
- Это отнимает у нее очень много сил, Спархок, - мрачно продолжал Кьюрик. - Каждый раз, когда кто-нибудь из Двенадцати погибает, она слабеет все больше. Не лучше ли будет из Джироха отослать ее назад в Симмур?
- Может, оно и лучше, да только она не поедет.
- Да, видно ты прав, - угрюмо согласился Кьюрик. - Ты же знаешь, мы вдвоем ехали бы гораздо быстрее.
- Да, но что мы стали бы делать без нее, когда бы пришли на место?
- Угу, опять верно. Ты узнал его?
Спархок медленно кивнул.
- Сэр Керрис, - коротко ответил он.
- Я никогда не знал его хорошо. Но, помнится, он был немного строг и натянут, была в нем какая-то непреклонность.
- Да, но он был хорошим человеком и славным рыцарем.
- А что он сказал тебе? Я был слишком далеко, чтобы услышать его.
- Он сказал, что мы на верном пути, и что мы найдем ответ в Дабоуре.
- Это хорошо. По крайней мере, обнадеживает. А то я побаивался, что мы гоняемся за пустым звуком.
- Да и я побаивался.
Флейта отложила свою свирель и теперь сидела рядом с Сефренией. Девочка потянулась и взяла ее безвольную руку в свою. На ее маленьком личике застыли не детская печаль и озабоченность.
Внезапно Спархока озарила мысль. Он подошел туда, где лежала Сефрения.
- Флейта, - тихо позвал он.
Малышка подняла на него глаза.
- Не можешь ли ты как-нибудь помочь ей?
- Это запрещено, - вдруг прошептала Сефрения. Ее глаза были по-прежнему закрыты. Она глубоко вздохнула и проговорила: - Ступай, надень что-нибудь на себя, Спархок. Нечего разгуливать в таком виде перед ребенком.
Они провели в оазисе остаток дня, ночь и весь следующий день. На утро третьего дня Сефрения решительно поднялась и принялась собирать свои вещи.
- Время не ждет, мои Лорды, а нам еще предстоит долгий путь, сказала она.
Спархок внимательно посмотрел на нее. Лицо ее по-прежнему было осунувшимся и бледным, а темные круги под глазами не уменьшились. В блестящих черных волосах появились седые пряди.
- Может быть, лучше было бы остаться еще на день, чтобы ты как следует окрепла? - спросил он.
- Один день не будет иметь значения, Спархок, а больше мы все равно позволить себе не сможем, - утомленным голосом ответила Сефрения. - Да и в любом случае мое здоровье не зависит от отдыха. Давай двигаться дальше, до Джироха еще очень далеко.
Они взобрались в седла и двинули лошадей тихим шагом, но через несколько миль Сефрения резко произнесла:
- Спархок! Этак нам придется ехать всю зиму, если мы решили устроить себе такую прогулку.
- Хорошо, Сефрения. Поедем быстрее, если ты хочешь.
Дней через десять после встречи с призраком они добрались до Джироха. Это был портовый город в западном Рендоре, похожий на Киприа - такие же приземистые, толстостенные, беленые дома, таким же амфитеатром поднимающие свои плоские крыши от порта к дальним предместьям. Спархок повел их бесконечными петляющими проулками к приречным кварталам города. В отличие от других мест в городе, здесь к чужеземцам относились более-менее терпимо, хотя и без особого восторга. Среди толпы рендорцев то и дело мелькали яркие одежды камморийцев, лэморкандцев и даже эленийцев. Спархок и его спутники ехали медленно, чтобы не привлекать внимание, и с этой же целью низко надвинув на лица капюшоны. К полудню они добрались до стоящего на отшибе скромного домика. Владельцем его был сэр Воррен, Рыцарь Пандиона, о чем в Джирохе мало кто знал, а был он известен как процветающий эленийский купец. Он и вправду занимался торговлей, и иногда у него даже случались доходы. Однако основной целью пребывания сэра Воррена в Джирохе была вовсе не коммерция - в Джирохе жило инкогнито довольно много пандионцев, смешавшихся с местным населением, и все их сообщения с Орденом, послания и раппорты, проходили через руки Воррена, и отправлялись им спрятанными в бесчисленные коробки и ящики с торговыми грузами, отправляющимися на его торговых кораблях в северные королевства.
