Андрей Лазарчук - Опоздавшие к лету
В пять в ресторане на английский манер подавали чай с печеньем или с пирожными; Март встал, умылся, привел себя в порядок и спустился вниз. Он уже допивал чай, когда в ресторан вошли хозяин отеля и с ним еще несколько человек, но Март не видел никого, потому что среди них была Венета. Он узнал ее сразу, хотя она изменилась. Был миг, когда их взгляды встретились, потом эта компания прошла мимо в глубь зала, и Венета изо всех сил старалась не оглядываться, но не выдержала и все-таки оглянулась. Они сидели за столиком и, видимо, обсуждали что-то, и Венета была среди них, Март видел ее в профиль, видел, как она облизнула губы, как ее спросили о чем-то, а она ответила не сразу и, наверное, невпопад, глаза смотрели прямо, и видела она Марта только боковым зрением, лицо ее было напряжено, и Март встал, оставил на столе деньги и вышел… Тогда, в восьмидесятом, «Фронт» приказал им расстаться, это было правильно, потому что шла волна арестов и надо было рассредоточиться, но это было невыносимо. Март помнил тот день смутно, они ходили по комнате, тыкались в углы, как слепые котята, или друг в друга, что-то пытались говорить, а потом Венета исчезла, никто не знал, где она, и только год спустя ему сказали, что ее и еще четверых взяли вместе с Мингом. Когда «Фронт» объявил о самороспуске и многих амнистировали, Венета так и не появилась. Марту тем труднее было ее искать, что он о существовании некой Венеты знать не мог, а о том, что Морис погиб, знали все, кому нужно, и Венета, наверное, тоже знала… Прошло сколько-то времени, и Март обнаружил, что сидит на скамейке в сквере, где он раньше не бывал, со смятой и истерзанной пачкой сигарет в руке. Все вокруг было незнакомо, хотя, оглянувшись, Март увидел и свой отель, и шпиль ратуши, возвышающийся над крышами, и понял, где находится, но ощущение незнакомости не проходило; так с ним бывало иногда после той контузии… Не распускаться, сказал он себе, не распускаться, не рас… Слова закружились в голове и потеряли смысл. Он выбросил сигареты и сунул руки в карманы. Там они перестали дрожать. С кем она? Он стал вспоминать. Хозяин, секретарь мэрии, казначей, еще двое незнакомых… еще ведь кто-то? Нотариус, вот кто. Венета с кем-то из тех двоих. Ему пришла в голову мысль о Шерхане, но нет, Шерханом ни один из них быть не мог. Один пожилой, совсем седой, с невыносимо синими глазами — таких просто не бывает, — а второй явно с примесью китайской крови и притом невысокого роста. Этот седой, кажется, и был главной осью компании. Спрашивать нового портье не стоит, а вот нового хозяина можно, и именно о том седом… Двенадцать лет, подумал он, двенадцать лет, двенадцать лет. Чего только не было за эти двенадцать лет.
Он подходил к отелю, когда Венета вышла оттуда, увидела его и пошла ему навстречу. Они остановились и стали смотреть друг на друга, потом она произнесла:
— Здравствуй. А ты все такой же. Пойдем куда-нибудь.
Она взяла его под руку, и они вернулись в сквер и сели на ту же самую скамейку.
— Ты живая, — сказал Март. — Ты живая. Где же ты была?
— И ты живой… Я чуть не умерла, когда увидела тебя и поняла, что это ты, что ты меня узнал, — если узнал, значит, ты…
— Ты сразу поняла?
— Я чуть не умерла.
— Я думал, тебя убили тогда.
— Нет. Все обошлось. Когда ты меня узнал, у тебя стали такие глаза, и я поняла, что это ты.
— Это я. Брат передал мне свои документы. Мы же с ним — как две капли воды…
— Я помню, ты показывал.
— Где ты была?
— Сначала в лагере. Потом, когда узнала, что тебя… Вышла замуж… уехала за границу… пока не утихло.
— Я тебя искал. Никто ничего не знал, понимаешь…
— Господи, как все бывает…
— Как ты живешь?
— Спокойно. Хорошо. Всем довольна.
— Этот седой?
— Да, он.
— Как вы сюда попали?
— Это был его отель, теперь он его продал.
— Он разорился?
— Не до конца, у него еще много всего осталось. Не хочу об этом. Как ты?
— Странствую.
— Не женился?
— Нет.
— Не нашел?
— Когда в каждой женщине находишь только тебя…
— Ты помнишь меня?
— Не то слово.
— И я тебя. Господи, почему же я молчу… У тебя есть дочь.
— Венета…
— Да, милый, да. Ее зовут Марина.
— Венета, боже мой, это же… это… Как ты ее сберегла?
— Повезло. Меня почему-то считали любовницей Минга, а я не отрицала.
— Минга убили?
— Да, при мне… Его даже не пытались взять, просто убили и все.
— Она с тобой?
— Нет, она в пансионе. У меня есть портрет, я тебе потом покажу.
— Знаешь, я как пьяный…
— Глупый, чему ты так обрадовался? Обычная девочка, очень милая, на мою маму похожа…
— У меня началось лет в семнадцать.
— Я как подумаю, что у нее может быть тоже…
— Ты ничего не понимаешь. Это такое счастье.
— Я помню тебя. И все равно боюсь за нее. Так хочется, чтобы она выросла простым человеком… Ты не обиделся? Это неправильно, да?
— Пусть будет как ты хочешь.
— Будет как будет. Кто это может знать?
— Я могу попробовать. Не сейчас, ночью.
— Не надо. Лучше не знать заранее.
— Я тебе не скажу.
— Ты же меня знаешь.
— Знаю. Только все равно…
— И я обязательно должен ее увидеть.
— Конечно. Я это устрою.
— Это еще надо устраивать?
— Ну не прямо же сейчас мы туда поедем.
— А где это?
— В Скрее.
— Я же только что оттуда!
— Слава богу, хоть здесь встретились… Знаешь, я все еще поверить не могу.
— Я тоже… Где вы живете?
— Обычно в Фениксе. Это…
— Я знаю. Час езды от меня. Я — в Альберт-Клоче.
— Смешно. Рядом жили, а вот где встретились…
— Правда смешно.
— А ведь мы сегодня должны уезжать.
— Но…
— Я не поеду. Я остаюсь.
— Как?
— Просто. У нас тут домик. Скажу, что не хочу ездить…
— Он согласится?
— У меня полная свобода.
— Но он же заподозрит что-нибудь.
— Знаешь, это ужасно звучит, но я изменяю ему направо и налево.
Он смирился. Он очень хороший человек, и я иногда чувствую себя такой дрянью, но ничего не могу сделать. Просто не могу без тебя жить, хотя все равно пытаюсь…
— И я точно так же.
— Пойду ему скажу и попрощаюсь, а потом мы поедем, да?
— Мне здесь подождать?
— Подожди здесь, это час, не больше.
— Тогда я поднимусь в номер, а через час встретимся.
— Ладно. Ты только не задерживайся.
— И ты тоже.
В номере он бросился на тахту, замолотил по ней кулаками. Потом повернулся лицом вверх, закрыл глаза. Казалось, что все качается и плывет куда-то. Он пролежал так довольно долго. Потом стукнули в дверь: два раза, один, потом еще два. Март пошел открывать. За дверью стоял полицмейстер. Он приложил палец к губам и увлек Марта в коридор. Там он тихо спросил:
