Виталий Пищенко - Миров двух между
А человечество, значит, по-своему отреагировало…
Иногда кажется, что фантасты, населяющие далекий и бескрайний космос худшими образцами дворовой шпаны, где-то этой шпане подыгрывают. Дескать, пройдет еще тысяча лет — и не ты, так такой же, как ты, устремится в беспредельность, и в руках у него будет бластер-это нечто вроде шпалера, только помощнее, и только встреться на пути кто другой, непохожий или непонятный, как его сразу — раз! И звон литавров.
Только не будет такого будущего. “Звездные войны” — нонсенс. Никто не потащит за собой сквозь парсеки орудия убийства хотя бы потому, что это экономически нецелесообразно. К тому же, человечество уже знает об этом тупиковом пути — тупике насилия.
И знает, к слову сказать, не в последнюю очередь благодаря фантастам.
В чем, собственно, и состоит достоинство этой повести Бушкова: после залихватских вывертов сюжета, порой не укладывающегося в рамки какой-либо иной логики, кроме логики “мыльных опер”, после более или менее удачно скомпонованного набора инопланетных приключений, после одержанной победы и возвращения на Землю его герой вдруг начинает думать. Занятие это для динго противоестественное, и думает за Меншикова, разумеется, сам автор, но это как раз и не столь важно. Важно, что в повести звучит открытым текстом предостережение для нас с вами, сегодняшних, вступивших в космическую эру: “мы идем от звезды к звезде, мы покончили с прошлым, но до чего же глубоко засело в нас это чувство, пестовавшееся тысячелетиями, идущее прямиком от пещер и каменных топоров, обязательно, непременно ждать подвоха от чужого, приписывать чужому свои гаденькие мысли. Ищем всюду зеркала, особенно там, где их нет. И ничего удивительного, если в результате таких вот поисков ты вдруг окажешься перед самим беспощадным зеркалом — твоей совестью. И зеркало это черным-черно…”
Можно сказать, что задача фантастической литературы сейчас — подготовить моральный нравственный фундамент будущего. И Бушков, в общем-то, осознает эту задачу, хотя нравственно-этические нормы людей, населяющих повесть “И ловили там зверей”, отнюдь не кажутся мне идеальными, я даже не уверен, что мне вообще симпатичны люди из отряда “Динго”. Как не уверен, что принимаю условия игры, предложенные повестью “Варяги без приглашения”, где дело обходится без негуманоидов, без “черных дыр” и космических приключений, зато в полную силу звучит тема контакта. И контакт этот выглядит столь наивно, что в пору вновь обращаться к сказочной установке.
В повести “И ловили там зверей” герой возвращается в опасное место в сентиментальном порыве, чтобы спасти фирменную, точнее, форменную пуговицу, оставшуюся от погибшего, как он считает, товарища. Пуговица в данном случае — символ, но она же — реальная деталь вещного мира. В “Варягах без приглашения” этот мир вещей буквально обрушивается не только на героя повести, но и на читателя: на этот раз инопланетяне решили осуществлять контакт, не выхватывая космолетчиков по пути следования, а явившись непосредственно на землю с обильными дарами. И снова контакта не происходит. Из-за чего? Скорее всего из-за космических интриг, хотя герой повести, инженер Борис Песков, вместе с автором настаивают, что виной всему соображения высшего порядка. Пришельцы предлагают изобилие и уничтожение ядерного оружия, а Песков с Бушковым и некий, тоже инопланетный, Иванов убеждены, что “всему свое время”, “и то изобилие, что жалуют нам со своего плеча пришельцы сейчас, в середине восьмидесятых годов двадцатого века, не нужно. Рано. Преждевременно”. Целиком поддерживая суть вывода Бушкова, равно как легший в ее основу афоризм о данайцах, дары приносящих, доказательных и логичных аргументов я в этой повести все же не нашел. Бушков здесь не изображает, а провозглашает. И изображается под его пером совсем иная картина: подробно, с чувством и толком выписанные живописные детали интерьера квартиры героя и приметы его нового бытия с личной “Волгой”, посещением престижных ресторанов, сигаретами “Кэмел”, массивным золотым перстнем на пальце и женой в бриллиантах. И неважно, что герой с наслаждением давит горящую сигарету на полированной крышке стола, — этот жест вовсе не противоречит образу, а пожалуй, даже — идее-мечте. Бог с ними, с инопланетянами, люди и сами красиво жить умеют. И красиво жить не запретишь.
Полагаю, что сам Бушков отнюдь не стремился к подобному эффекту. Литература время от времени преподносит сюрпризы людям пишущим: Они теряют власть над своими героями. Литература вольно или невольно всегда выражает характер общества в целом, его беды и болезни, его сиюминутные проблемы и проблемы глобальные, уходящие корнями в прошлое и касающиеся будущего.
Наверное, человечеству и впрямь пора готовиться к контакту с неведомым, в каком бы облике оно ни предстало: остроухими или, быть может, в форме разумного запаха, как в рассказе “Здесь все иначе, иначе, иначе…”. Готовиться — в смысле: познавать себя. Потому что сейчас нас меньше всего интересует, что появится в мире завтра, какие самолеты, космолеты, будильники. Нас интересует, каким человечество вступит в завтрашний день.
Каждая книга — тоже своего рода попытка контакта, контакта автора, выразившего свои мысли и чувства, с читателем, принявшим или не принявшим ее. Книга Александра Бушкова увидела свет. Состоялся ли контакт? Об этом надо спросить у читателей. А своего читателя первая книга Бушкова, безусловно, найдет.
Анатолий Балабуев, Ираклий Вахтангишвили
Навстречу гибели… или навстречу жизни?
Хотим сразу же поделиться с вами, дорогие читатели, одним забавным наблюдением. Оно как из области чисто “литературной”, так и из банальной жизненной практики. Пусть это не прозвучит ни претензией на парадокс, ни тем более потугой на скучную назидательность. Итак, это неправда, будто молодость — источник оптимизма и только оптимизма. Напротив, ее удел (в большей мере) — излишнее драматизирование.
Впрочем — читатель уже, по-видимому, это почувствовал, — сказанное вместо предисловия — скорее шутка. Вся беда, надо полагать, в том, что нам слишком часто попадались на глаза научно-фантастические произведения начинающих авторов, в которых Ее Величество Смерть с первой и до последней страницы, усердно размахивая косой, собирала богатый урожай человеческих жертв, нисколько не заботясь при этом ни о читательских, ни об авторских симпатиях и антипатиях.
