Андрей Плеханов - Царь муравьев
Что же такое сделать, чтобы меня выпустили из больницы? Прямо сейчас выписали, немедленно, и дали возможность узнать, что происходит на самом деле, дали самому разобраться со своими проблемами.
Ничего в голову не приходит, хотя мозги работают ясно, в отличие от мозгов большинства моих сопалатников. Они безропотно глотают таблетки, а я выплевываю лекарства в унитаз. Это не так просто: сестра собственноручно кладет пилюли в мой рот, дает запить водой и следит, чтобы проглотил. Я проглотил их в первый день – целые сутки был дурной, словно употребил поллитра самогона. Теперь же умело, в долю секунды переправляю таблетки языком за нижнюю губу (только не в серединку, видно будет, вправо и вниз их нужно запихивать, потренируйтесь, если есть время, вдруг пригодится), дисциплинированно, даже с энтузиазмом запиваю водой, и стараюсь побыстрее исчезнуть с сестринских и санитарских глаз долой. От таблеток нужно избавиться в течение одной-двух минут – дальше оболочка растворяется и химия начинает всасываться прямо в слизистую рта. Ощущения, скажу прямо, не самые приятные.
Уколов мне, к счастью, не делают. От них-то уж не отвертишься, будь любезен подставить задницу, если велят – иначе набегут санитары и скрутят без жалости. Есть подозрения, что за меня еще не принялись всерьез – присматриваются, ожидают приказа сверху. И что-то подсказывает мне, что долго этого приказа ждать не придется.
Здорово я попал. Женька, где ты, почему не вытащишь меня отсюда? Как мне не хватает тебя, милая…
Обед закончился. Тоска. Пытаюсь сыграть в шахматы с одним из Серег (с тем, у кого заначен сотовый, – неплохой парень, хоть и уголовник). Играю едва ли не в десятый раз в жизни, неожиданно начинаю выигрывать, и жутко пугаюсь. А вдруг кто-то из психиатрических стражей заметит, насколько я адекватно соображаю? И доложит наверх, и увеличат мне дозу, и усилят контроль? Нет, я не такой дурак, чтобы выиграть. В несколько кретинских ходов безнадежно порчу позицию, с облегчением проигрываю. Серега простодушно радуется, потирает руки, предлагает продолжить, но я, естественно, отказываюсь. Иду из столовой в палату, падаю на койку, лицом в подушку, отворачиваюсь к стене и снова вспоминаю, вспоминаю…
Возвращаюсь мыслями к разговору с Сазоновым. Как я отнесся к тому, что узнал в тот день? Как ни странно, довольно спокойно. Наверное, был готов к тому, что услышал.
Да, существует тайная иерархическая система, собирающаяся захватить власть в городе и начать переделывать обычных людей по образу своему и подобию. Испугало ли меня это? Нет. Месяцем раньше испугало бы, теперь же я знал слишком много, чтобы впадать в панику. Подлизы были ничуть не хуже, чем обычные люди, а во многом и лучше.
К тому времени мне нужно было сделать только одно: окончательный выбор. Быть с подлизами или с «обычными». Я выбрал подлиз. В сущности, выбора у меня не было, и Ганс знал это. Женя стала цепью, намертво приковавшей меня к касте фрагрантов.
С другой стороны, у меня была возможность наблюдать, кто победит – подлизы или их враги. В случае победы подлиз я бы стал избранным, фрагрантом, и навсегда избавился бы от болячек, а заодно и от сомнений. А в случае их поражения… Единственное, что мне тогда нужно было бы сделать – скрыться вместе с Женей из города. Если Сазонов не победит на выборах, подлизам придется удирать из города со всех ног – Житник перебьет их всех до единого, найдет для этого силы и средства.
Спешить, в сущности, было некуда – так мне тогда казалось. Иллюзии, иллюзии… Они убаюкивают человека, чтобы ударить поддых – неожиданно и подло.
До выборов мэра оставалось чуть больше месяца. Ганс мог бы отправить на это время подлиз в подполье, не подвергать риску своих питомцев, дабы сохранить их драгоценные жизни. Но Ганс посылал подлиз на новые и новые дела, не давая им расслабиться ни днем, ни ночью. Почему? Потому что знал, что в любое время может наплодить сотни новых фрагрантов взамен убитых?
Вряд ли. Я увидел в Сазонове искреннюю любовь к своим питомцам, сомневаться в этом не приходилось. Скорее всего, дело было в самих фрагрантах – они рвались в бой, были готовы умереть за своего кумира, и Гансу оставалось только направлять их деятельность в полезное для себя русло.
И я был нисколько не против, поверьте. В те дни я участвовал в приключениях – таких, каких никогда не увидел бы в обыденной жизни. Мы совершали невероятные вещи, все сходило нам с рук. Я убедился в том, что слова Мозжухина о криминальности подлиз во многом правдивы. Но, замечу, криминальность фрагрантов имеет особое качество, отличное от грубой работы Некрасова и подобных ему уголовников. Фрагрантов нельзя назвать ни ворами, ни грабителями, ни даже настоящими преступниками. Они – чистой воды авантюристы, лелеющие в своих действиях артистическую утонченность и романтический флер. Они не нарушают закон впрямую – скорее, скользят по его грани, занимаются этаким фигурным катанием, вытягивая деньги из тех, кто скопил избыток капитала не самыми праведными методами. Вы скажете, что это банально, слишком похоже на Робина Гуда и последовавших за ним благородных мошенников разных эпох и народов. В чем-то вы правы. Но я не волен распоряжаться ни действиями подлиз, ни их мотивациями, только описываю то, что видел. Так живут фрагранты, в этом суть их своеобразных удовольствий.
Интересно, что будет, когда в этом мире останутся только подлизы? Когда не останется «обычных», и подлизам не с кем будет развлекаться, как сытой кошке с полузадушенной мышью?
Подлизы обманывают «обычных» не из корысти. Они действуют скорее из-за любви к игре, желания почувствовать выброс адреналина в кровь, и, увы, часто – чтобы в очередной раз посмеяться над забавными и беспомощными «обычными». Я играл на стороне подлиз, но испытывал двоякое чувство. С одной стороны, я был «обычным», и порою обидно было наблюдать, как при помощи феромонов подлизы морочат голову моим братьям по крови. С другой стороны, я вошел в круг избранных, мое место в красивом будущем было обеспечено, платиновый жетон в зал для вип-персон висел на моей шее на позолоченной цепочке… Я уже почти стал фрагрантом, фрагранты улыбались мне, узнавали меня, я нравился им, стал для них своим.
Мы с Женей продолжали жить в одном доме с Родионом. Насколько я уяснил, улица, на которой находился наш коттедж, полностью принадлежала Сазонову. Она была отгорожена от внешнего мира глухой стеной, и прорваться на нее посторонним людям без применения оружия нечего было и пытаться. Бояться здесь было нечего и подлизы разгуливали по улице среди бела дня пешком и без грима. Знали ли об этом чистильщики? Наверняка знали. Теоретически, «Чистилище» могло организовать рейд и попытаться захватить фрагрантов, обитающих в коттеджах. Практически им это вряд ли удалось бы. Возможно, подлизы получили бы сигнал с пропускного пункта и в мгновение ока покинули улицу через подземный ход (таковой существовал, я сам его видел). Но еще более вероятно, что подлизы организовали бы огневое сопротивление и перебили чистильщиков. Многие питомцы Ганса, как вы уже убедились, были бойцами высокого класса, умелыми и агрессивными. Думаю, люди из «Чистилища» понимали, что соваться в осиное гнездо подлиз – обрекать себя на смерть.
