Николай Дашкиев - Торжество жизни
Великопольский засмеялся коротко, сказал еще несколько слов и быстро поднялся по ступеням. Коля направился навстречу Степану и Кате.
— А я к тебе, — закричал он еще издали. — Только сейчас освободился. Кто сегодня дежурит?
Подойдя вплотную, Коля догадался:
— Катя? — и протянул руку. — Николай Карпов.
Катя столько слышала о Карпове, что, даже не зная его, чувствовала к нему симпатию. А Коля уже шутил:
— Вытащили этого бирюка? Вы знаете, я каждый вечер тащу-тащу его прогуляться — и никак не вытащу. Совсем как в сказке о репке…
И вдруг он посерьезнел:
— Степа! Я сегодня прочел сообщение о том, что новый фермент биоплаза очень ускоряет процесс развития вирусов. Нельзя ли нам попытаться использовать этот фермент? Мне кажется, что именно таким путем мы сможем достигнуть некоторого, пусть неполного, успеха.
Приятная теплота разлилась в груди у Степана: Коля впервые за это время сказал «мы». Да и мысль его была очень интересной.
— Не только можно, но и нужно, Коля! И немедленно, сейчас же.
Они начали обсуждать, как именно поставить опыт; поспорили, затем согласились друг с другом; увлекшись, начали сыпать терминами. Катя шла рядом, и они, спохватываясь, старались и ее вовлечь в беседу, но девушка чувствовала, что друзьям сейчас не до нее. Нужно было уйти, а уходить не хотелось. И она пожурила их:
— Эх, вы! Затеяли ученый спор, а обо мне совсем забыли. Вы лучше скажите, выйдет ли толк из вашей работы?
Коля стал посреди тротуара и расшаркался, смешно помахав треухом:
— Простите, сударыня! — Потом назидательно, старческим голосом спросил: — Студентка? Тэк-с… Латынь учить надо!
— А вы по-русски. Разве нельзя?
Николай удивленно поднял белесые брови:
— Степан Иванович, вы слышите? Дама говорит вполне резонно. Что еще за латынь? Поставить вопрос о том, чтобы употреблять только русские термины: ведь все латинские внуки итальянцы, французы и прочая — к нам ездят учиться, а мы все еще избегаем собственных словообразований.
И сразу же, без всякого перехода, сказал с искренним вздохом:
— Эх, Катя! Сколько людей можно будет спасти, если найдем средство против рака, саркомы и прочих мерзостей Ведь и у меня отец умер от рака… Но вот беда — никак не можем поймать как следует этот проклятый вирус Иванова. Попробуем сегодня, Степан?
Катя видела — оба рвутся в лабораторию — и не стала больше их задерживать.
— Ну, друзья, мне пора домой… Нет, провожать меня не стоит — тут несколько шагов. До свидания, Коля! До свидания, Степа!
Они ее удерживали за руки, она шутливо отбивалась и, вырвавшись, крикнула:
— А вам желаю удачи! Счастливо!
Улетела грусть, развеялась тоска. Жизнь была так хороша!
Катя верила, что скоро будет открыт чудесный препарат, и первым человеком, которого вылечат при помощи него, будет она сама.
Глава XVII
«Рак побежден»
Долго пришлось бы описывать, как победили «болотницу» разновидность эпидемического дальневосточного энцефалита. Тысячи врачей многие дни просиживали у изголовья больных, сотни микробиологов во многих институтах страны работали над созданием препаратов против этой болезни. Каждое открытие, самое ничтожное и самое великое, требует напряженной работы. Победа была достигнута общими усилиями: студентка Снежко установила, что вирусоносителями «болотницы» являются болотные крысы; владивостокский врач Цой заметил, что облучение радиоволнами сантиметрового диапазона значительно улучшает деятельность сердца больных; московский академик Бернардский высказал подтвердившееся предположение о том, что методика лечения «болотницы» должна быть аналогичной методике лечения заболеваний мозга; Ленинградский микробиологический институт создал живую вирус-вакцину для профилактических прививок; Харьковский институт имени Мечникова — препарат для лечения.
Как бы то ни было, к весне основная масса больных «болотницей» постепенно начала выздоравливать, а в Златогорск вылетело несколько врачей-инструкторов Академии медицинских наук, чтобы покончить с этой болезнью раз и навсегда.
Двадцать восьмого марта Тане Снежко впервые разрешили подняться с постели, а одиннадцатого апреля она выписалась из клиники.
Был хороший весенний день. Крупные, легкие, совсем летние облака неторопливо плыли по яркоголубому небу; лопались почки на деревьях, выпуская острые язычки зелени; о чем-то оживленно беседовали птицы.
Таня опьянела от воздуха, солнца, птичьего крика, автомобильных гудков, музыки, доносящейся из парка. Ее окружили со всех сторон друзья, шутили, смеялись.
— Подождите, подождите минутку, — повторяла Таня. — Дайте дух перевести!
Все это было и раньше: облака и солнце заглядывали в окна палаты; музыка звучала из репродуктора; букет лозы, покрытой белыми барашками, стоял у нее на сталике; друзья приходили ежедневно, — но только теперь, когда все это собралось вместе, Таня почувствовала настоящую радость. Она подбежала к Лене Борзик, чмокнула ее в щеку и засмеялась:
— Лена, ты опять толстеешь? Спишь, наверное, много?
— Не даем спать! — заметил Миша Абраменко, как всегда, солидно и безапелляционно.
— Да ведь кедровых шишек нет? — Таня показала, как Лена умащивалась на своей необыкновенной подушке.
— Она сейчас считает, что ящик из-под микроскопа удобнее. Правда, Лена, что у тебя сегодня вместо подушки был ящик?
Лена задорно тряхнула головой:
— Конечно, неправда! Это ты спал, а мы со Степаном работали всю ночь. Ой, Таня, что у нас получается! Сегодня мы производим последний опыт. Степан просил тебе раньше не говорить, чтобы не беспокоить. Он вообще какой-то, — Лена фыркнула, — слишком осторожный. С меня, например, взял честное слово, что я никому не расскажу о вирусе Иванова… А все знают. В нашей лаборатории каждый день бывают и директор института, и парторг, и профессора, даже Несмеянов позавчера заходил. Я как раз дежурила, а он спрашивает: «Скажите, это не вам ли я поставил четверку на первом курсе?» Мне, говорю. «А ну-ка снова спрошу вас, не ошибся ли»… И как начал спрашивать, как начал… А потом говорит: «Молодец, принесите матрикул, поставлю пять»… Пошутил, конечно!
Они шагали в ногу по широкой асфальтированной улице, думая о том, что скоро окончат институт н разъедутся в разные стороны, но всегда будут вспоминать эти дни, как самые светлые, самые хорошие.
Таня радовалась, что не отстанет от товарищей: выпускной курс в основном весь год занимался практикой, ей практику зачли, а теоретические курсы за последние два месяца она основательно подогнала. Ей было только немного досадно, что не пришлось поработать над вирусом Иванова.
