Евгений Войскунский - Девичьи сны
— Музыка не помешает?
— Нет. Пожалуйста.
Волков-Змиевский крутит рукоятку радиоприемника. Обрывки новостей, громыхание рок-ансамбля, пестрая разноголосица эфира — и вдруг очаровательно-лукавый женский голос: «Нет, нет, нет, нет, нет, нет, я вас любить не ста-ану, коварных ваших глаз не верю я обма-ану».
— «Не верю я обману», — тихонько подпевает Волков-Змиевский. — Чудо, как хорошо поет Бэла Руденко. — Он взглядывает на молчаливого спутника. — Что-нибудь случилось, Георгий Петрович? Очень вы мрачны последнее время.
— Виктор Андреевич, — не сразу отвечает тот. — Надо закрыть мою тему.
— То есть как? — Волков-Змиевский посерьезнел. — Не понимаю вас.
— Чего тут не понимать. Надо закрыть.
— Ваша тема не может быть закрыта. Тем более что получены обнадеживающие результаты в исследовании внутриклеточной сигнализации.
— Видите ли… Остается без ответа один вопрос… простой, в сущности, вопросик: зачем?
— Что — зачем?
Круглов глядит на поселок, через который идет машина. На площадке перед домом-пятиэтажкой гуляет свадьба: наяривает гармонист, танцуют девушки и парни, плывет невеста, вся в белом, в объятиях черноусого жениха, и разгоряченная выпивкой тетка с башнеобразной прической кружится, хлопая в ладоши и взвизгивая: йих, йих!
— В общем, прошу вас, Виктор Андреевич, закрыть мою тему. Заявление об увольнении я подам вам завтра.
При въезде в город Круглов просит остановить машину у первого телефона-автомата. Прощается с озадаченным Волковым-Змиевским, выходит. Набирает номер.
— Костя? Добрый вечер.
— Добрый вечер, отец, — отвечает Константин Рогачев, спортивный мужчина лет тридцати семи. — Хорошо, что ты позвонил. А то я не могу до тебя… Что? Ну ты забыл, отец: мы с Ритой уезжаем в Алжир.
У него в комнате, и верно, следы сборов: раскрыты чемоданы, на тахте и креслах раскидана одежда. Магнитофон извергает бодрящую музыку. Из второй комнаты входит Рита, эффектная загорелая блондинка, в сопровождении колли в роскошной рыже-белой шубе.
— Костя! — обращается к мужу Рита. — Не занимай телефон, сейчас должны звонить Мурзаковы.
— Да, в Алжир, — продолжает Константин Рогачев. — Я говорил тебе. А? Буду работать в аппарате экономического советника… На три года… Что?.. Ну как это — зачем? Интересная работа, хорошие условия… Спасибо, отец. Ну, желаю тебе… Что? Адрес Миши Черемисина?
— Костя, кончай разговор!
— Где-то был записан, — говорит Костя в трубку, — но понимаешь, сейчас я вряд ли… у нас тут сборы полным ходом… Что?.. Н-ну, хорошо, — он недовольно морщит лоб, — попробую поискать.
Он кладет трубку рядом с аппаратом, открывает секретер, встроенный в стенку.
— Костя, — сердится жена, — ты с ума сошел! Мурзаковы должны звонить, они же должны забрать Енисея!
— А что я могу поделать? — Костя роется в бумагах, записных книжках. — Отцу срочно понадобилось…
— То годами не звонит, а то вдруг ему понадобилось что-то, так вынь да положь!
— Тише, тише! — Костя кивает на трубку.
— Еле уговорили Мурзаковых взять собаку, а когда их ждешь, он занимает на час телефон! Ты что, не знаешь их? Психанут и не приедут!
— Подсократись, Рита, — роняет Костя, продолжая листать записные книжки.
А она раздраженно сбрасывает с кресла одежду, кричит:
— Бесчувственный чурбан! Если Мурзаковы не приедут за Енисеем, я никуда не поеду! И уйду от тебя, так и знай!
Енисей лежит у ее ног, узкую умную морду повернув к Константину и глядя как будто укоризненно.
Наконец Костя нашел нужную запись. Говорит в трубку:
— Отец, слушаешь? Вот Мишин адрес, записывай: Карабурун, улица Сокровищ моря, двенадцать. Да, Сокровищ моря. Номера квартиры нет. А? Да нет, никто не кричит. Это… магнитофон у нас играет…
Карабурун был некогда построен на месте древнегреческого поселения на скалистом берегу Понта Эвксинского. Это живописный курортный городок, в котором белые дома под черепичной кровлей, рассыпанные по склонам зеленых холмов, славно соседствуют со старинными — кажется, генуэзскими — сторожевыми башнями.
Улица Сокровищ моря — на самой верхотуре. Тут стоят домики, сложенные из ракушечника, и дом № 12 ничем не отличается от соседних: у него такая же широкая веранда, оплетенная вьюнком, такой же небольшой сад (непонятно, как прижились деревья и кусты на каменном склоне горы) и такая же, конечно, торчит над черепицей телевизионная антенна.
Отсюда, сверху, видна вся бухта, огромная синяя ширь, сливающаяся с небом. Сейчас вечереет, западная часть горизонта — в пламени и золоте.
А в саду дома № 12 сгущаются сумерки. Михаил Черемисин, серьезный человек лет сорока, в очках, только что кончил поливать деревья, уложил шланг. Поднимается на веранду, зажигает свет. Говорит загорелому мальчику лет тринадцати в трусах и сандалиях на босу ногу:
— Лето проходит, а ты ни одной книжки не прочитал. Днем пропадаешь на пляже, вечером от телевизора не оторвать. Я недоволен тобой, Игорь.
— Я прочитал! — возражает мальчик.
— Что ты прочитал?
— Ну я не помню название. Фантастика! Там на другой планете происходит…
На веранду из кухни выходит Ася, жена Черемисина, с подносом в руках, накрывает на стол.
— На другой планете, — морщится Черемисин. — Если и читаешь, так непременно чушь, ни уму, ни сердцу.
— Петя Карпенко мастерит в кружке, в Доме пионеров, что-то по радиотехнике, — говорит Ася. — Сын Шурочки Грекиной шахматист. А ты сидишь у этого сапожника и слушаешь его глупые байки.
— Ничего не глупые! — сердится Игорь. — Филипп умный! Что вы от меня хотите? Ну, я неспособный! Никаких талантов не имею, так что теперь — утопиться?!
Тут у садовой калитки раздается стук чугунной колотушки.
— Доктор Черемисин! — слышен голос почтальонши. — Вам телеграмма.
Игорь бежит к калитке. Возвращается с телеграммой. Черемисин, подняв на лоб очки, вдумчиво читает. А Игорь прошмыгнул в комнату, оттуда доносится бодрый голос футбольного комментатора.
— К нам завтра приедет Георгий Круглов.
— Круглов? — Ася поднимает удивленно брови. — Это брат твоей мамы?
— Да. Мой дядя.
— Я думала, он давно умер. Он же старше мамы?
— Да. Ему, наверное, за семьдесят.
Тут гаснет свет. И такая сразу чернота, какая бывает только на юге, где темнеет стремительно быстро.
— Игорь! — Голос Черемисина. — Принеси лампочку из кладовки.
— Какую лампочку? — слышится недовольный голос мальчика.
— Стоваттку. Тут перегорела. Быстренько!
Голос Аси:
