Дмитрий Шубин - Тигр на свалке
– Да, покидала тебя жизнь. Кстати, Алекс, я сегодня целый день хочу с тобой поговорить, опять же из-за денег.
Сзади зазвенело, это Мишель давал понять, что время вышло.
– Что ты опять задумал, Санчо? – Роди нахмурился.
– Выходные на носу, друзья едут в Париж. Хочу с ними. Два с лишним месяца тут торчу. Развеяться бы.
– Ну, в принципе, можно. Только вот…
– Я осторожно, Алекс.
– Это вряд ли. Но держать, конечно, я тебя не имею право. Понимаю. Сам в твои годы любил развеяться. Ладно уж, давай двигай, и почаще оглядывайся по сторонам.
– Меня возьми, Санчо, – сзади стояла Элизабет.
– Никаких собак, – напрягся Роди. – Слишком явная примета.
– Спасибо, отец, – сказал я и П. Алекс сразу расслабился, видимо и вправду почувствовал себя отцом. Возможно, впервые в жизни. Он сунул руку запазуху и достал оттуда черный пистолет, отличающийся намеренно квадратными формами, и полную запасную обойму к нему. Он протянул оружие мне и сказал:
– На всякий случай. Пластиковый, пятнадцать патронов в обойме. Если что, зарядов не жалей, но и не вздумай палить по пустякам. Только если и вправду прижмут. И не забывай, мы в чужой стране.
– Думаю, оружие не понадобится, – ответил я. – Не воевать, гулять еду.
– Эй, ну что там, Алекс? – Из дома вышел Мишель. – Будешь платить еще за полчаса?
– Нет! Уже идем! – крикнул в ответ Роди, и мы направились к выходу, а потом, сев в машину, поехали в колледж.
Глава 2. Partie De Plaisir [57].
Каждое субботнее утро к колледжу слеталось множество автолетов, скапливалась масса электромобилей. Родители учеников приезжали за своими отпрысками, чтобы забрать их на выходные дни домой. В основном это были родственники детей младших классов. Взрослые ученики обычно добирались сами – или на летбусах, или на собственных машинах. Водить автолеты в Объединенной Европе разрешено с шестнадцати лет. Впрочем, кое-кто предпочитал и в выходные оставаться в колледже.
В то утро я проснулся рано, пару раз толкнул Пьера, соседа по комнате, но тот, «разбросав уши по подушке», даже не шелохнулся, похоже, он не собирался вставать. Я прошел в ванную и тщательно вымылся, побрил мягкие, пробившиеся под носом и на подбородке волоски, опрыскал себя всевозможной французской парфюмерией. Потом натянул чистые голубые джинсы, пеструю плотную рубашку, ребристые ботинки и, прихватив короткую спортивную темно-синюю кожаную куртку с надписью на спине «New-York», положил во внутренний карман пистолет из твердейшего пластика и направился в жилище Андрэ и Дюка.
В коридорах была еще утренняя тишина, но я очень торопился попасть в Париж и не мог больше спать. Да и ночью постоянно ворочался, а потом, когда уснул, не один раз просыпался и бросал взгляд на светящиеся цифры электронных часов. Еще вчера вечером, после благословения Бога, Сына, Матери Его и Святого духа, мы сделали набег на пивоварню одного местного фермера. Напившись до такого состояния, что каждые пять минут приходилось бегать к ближайшему дереву (отчего, видимо, то тащилось), мы заполночь отправились спать. Прошмыгнули тихо мимо дежурного священника, который спал на входе за стойкой, сложив свою буйную голову рядом с початой бутылкой дешевого виски, после чего разошлись по комнатам, предварительно договорившись встретиться утром.
И вот, открыв дверь в опочивальню друзей, я обнаружил их мерно сопящими. Ну, держитесь ребятки, решил я и вставил квадратный диск с танцевальной музыкой в комп, настроил звук на полную катушку, ткнул в клавишу «Enter». Грохот ударной установки разбудил, наверное, весь этаж, но парни даже не шелохнулись. Пришлось убавить звук, а то сюда сбежались бы все учителя колледжа. Ну, не хотят просыпаться, не надо. Я погонял по монитору виртуальных футболистов, потом посмотрел утренние новости и в отделе культуры обнаружил, что завтра в Париже на стадионе «Стад де Франс» свой единственный концерт в Европе в ходе небольшого турне дает Элвис Пресли. Я толкнул Дойчера и тот что-то промычал в ответ.
– Эй, Дюк, что это за Элвис Пресли выступает завтра в Париже? Ведь он же умер еще в прошлом веке.
Дойчер приоткрыл один глаз, посмотрел на меня, что-то соображая, и ответил:
– Элвис живее всех живых. – А потом вновь уткнулся лицом в подушку.
Меня такой ответ, естественно, не устроил и я вновь принялся толкать Дюка. В итоге тот не выдержал и, поднявшись, спустил ноги на пол, просунул ступни в тапочки и поплелся в туалет. По пути он промычал что-то наподобии: – Ну и доставуч же ты, Сандро.
Дойчер прожурчал в туалете, вышел, подошел к дверям и продел сквозь дверную рукоятку бейсбольную биту, закупорив таким образом изнутри комнату. Потом он подошел к кровати, сдвинул ее, присел, выдернул квадратный кусок паркета. Пошарив рукой, достал из тайника пару бутылок пива «Miller» и одну протянул мне. Отхлебнув пару глотков, сел на кровать и, наконец, ответил мне:
– Не забивай голову, Сандро. Какая разница, умер Элвис или нет. Главное, что завтра он выступает на «Стад де Франс», и мы обязательно должны попасть туда. Можно неплохо оторваться. Понял?
– Понял, что ж тут непонятного. Кому не хочется оторваться по-страшному, тем более, я никогда не был на приличных концертах.
Я дернул замочек крышки вверх, откупорив бутылку, и сделал несколько глотков. У пива был приятный, легкий вкус солода.
Дюк взглянул на часы и подошел к Андрэ. Он поводил открытым горлышком возле носа друга, и тот отрыл глаза.
– На, хлебни и подымайся, через час за нами приедет папашин лимузин. Я вчера звонил, и он выделил его вместе с водителем на все выходные. Надо успеть привести себя в порядок.
Видимо, папаша Дойчера был очень крупным чиновником, раз не стеснялся давать своему отпрыску служебную машину, да еще и с водителем в придачу.
Андрэ встал и жадно допил Дюковскую бутылку. Сам же Дюк поплелся в ванную приводить себя в порядок. Я нетерпеливо ждал, когда парни очухаются, оденутся, но те явно не торопились. Примерно через час замурлыкал мобильный видеофон. Андрэ плескался в ванной, что-то насвистывая, к аппарату подошел Дойчер. Он, ничего не говоря, внимательно кого-то выслушал, отключился и произнес:
– Лимузин подан к подъезду. Пора на волю. – Потом подошел к стулу, на котором висела его форма и, взглянув на нее, сказал:
– Прочь христианские оковы, мне нужна живая одежда.
Дюк облачился быстро. «Живая» одежда состояла из черной с блестками рубахи с длинными треугольно выпирающими углами воротника на треугольные же концы воротника белоснежного костюма. Черные лакированные туфли завершали наряд. Я смотрел на Дойчера и не верил своим глазам: неужто он собирается в этом показаться на людях? Но после еще больше поразил меня Андрэ, его темно-бордовый костюм переливался как новогодняя елка. Парни повертелись у зеркала, и я выдавил из себя:
