Брайан Томсен - «Если», 1997 № 12
Англичанин Вудрофф, родившийся а 1940 году в Галифаксе (графство Моркишр) и окончившим университет в Лидсе с дипломом преподавателя Немецкого и французского языков, сегодня, без сомнения, один из самых самобытных и талантливых художников-иллюстраторов Великобритании.
Самобытность и талант — это еще и гарантия лучших продаж, но Вудрофф вниманием и заказами не обделен. С 1972 года, когда в престижном лондонском Ковент-Гардене прошла его первая персональная выставка, минула четверть века — но и но сей день художника знают, в основном, но обложкам НФ-книг (коих не так много), музыкальным альбомам да по чудесным альбомам книжным, макет и дизайн которых он выполняет собственноручно. А также гравировку, сопроводительные тексты (часто поэтические), набор, печать и переплет! И в результате они получаются «книгами Патрика Вудроффа» — во всех смыслах, которые можно себе представить.
Достаточно сравнить его альбомы, начиная с первого, «Мифопоэикон» (1976), и кончая последним, «Пастбище в небесах» (1993), с чистописанием многих современных американских многостаночников, чтобы мгновенно ощутить разницу между культурными традициями Старого Света и самонадеянным и индустриальным конвейером Нового.
Между тем жанр фантастики Патрик Вудрофф перерос давно. А в каком жанре творит сейчас, пожалуй, и сам не в курсе.
Он вообще чудной — достаточно взглянуть на его портрет. Бородатый романтик, внешне отстраненный, погруженный в себя — и одновременно всматривающийся в какие-то запредельные горизонты, ведомые ему одному.
Уверенный мастеровой, способный не только трубочку раскурить, но и нарисовать, настрогать, вырезать, набрать, слепить, скомпоновать, напечатать…
Неожиданное сочетание средневекового мастера, болезненно томного эстета времен прерафаэлитов и современного хиппи!
У него свой мир. Затягивающий и таинственный. Изысканный и выписанный до малейшего завитка. Порой болезненный, порочный, декадентский — и в то же время ироничный. Заумный и какой-то несерьезно-легкомысленный. Так вот, этот мир до последнего штришка — фантастический.
Но все же самые плоские и постные иллюстрации Вудроффа — это как раз обложки к книжкам научной фантастики (правда, иллюстрировал он издания английские — тем, кому довелось сравнивать их с аналогичной американской продукцией, разницу объяснять не нужно). Он иллюстрировал Мерритта и Вэнса, Андерсона и Мартина, Хайнлайна и Нортон, Желязны и Азимова, Пола и Уиндэма, Холдемана и Муркока… Словом, всех выходивших в том или ином британском издательстве, в определенный период времени «поставившем» на Вудроффа (это обычная практика: художники заключают с издательством контракт на определенный срок, после чего уже не имеют права выбирать, что оформлять).
Но Вудрофф каждого из перечисленных оформлял так, как сам считал нужным. А поскольку он мастер все-таки штучный, какому бы то ни было конвейеру противопоказанный, то и особых лавров на ниве «обложечной» ни у себя на родине, ни за океаном не снискал. Короче, в том сегменте книжного рынка, где первые ряды занимают Майкл Уэлан, Джим Бернс и им подобные, Вудрофф не преуспел.
Однако когда он не чувствует себя связанным рыночными веригами «ясности» и «красивости» и выплескивает на холст все, что таится у него в подсознании, — а выплеск этот, кажется, не обходится без специфических стимуляторов, на них энергично намекают разбросанные маковые бутоны да странного вида курительные трубки, — вот тут-то и начинается подлинная фантастика!
И ошалело взлетают, освободившие от пут тяготения, куда-то в перевернутые небеса его потрясающие буренки: щипали себе мирно травку, не подозревая о том, что мир вот так, одним взмахом кисти художника, может перевернуться вверх тормашками.
А на стебельке цветка, раскачиваясь на собственном хоботе, духарятся себе крошечные розовые слоны улитки. Да и цветки у Вудроффа все какие-то особенные, фрейдистски выразительные.
И уж совсем непостижимое творится на его знаменитых коллажах. Где странно и неописуемо решительно все: персонажи (эльфы, заколдованные иринцы?), и их умопомрачительные «летательные аппараты», и головные уборы (корона фараонов, шутовской колпак?), и кто-то (что-то?), ползущий по земле, — то ли карикатурный до нелепости механизм, то ли живность какая!
Где, когда и с кем все это происходит, ведомо одному лишь Вудроффу. А может, и он не знает: просто открылся ему этот странный сказочный мир на мгновение. Открылся только для того, чтобы сообщить о себе, о том, что и такой мир может быть.
После чего и в нашем, обыденном, становится чуточку интереснее жить. Зная, что где-то там, под облаками, упоительно парят в небесах коровы…
Вл. ГАКОВ
ВИДЕОДРОМ
Адепты жанра
СТРАШНЫЙ ВЕСЕЛЬЧАК
В массовом сознании существует устойчивый миф, что всякий творческий человек в глубине души очень похож на собственные произведения. Сторонники такого взгляда могут даже привести примеры: Достоевский, мол, был человеком нервным и сумрачным, как и его романы; Дали в жизни выглядел таким же провокатором, как и в живописи; разговаривать же с Александром Сокуровым ничуть не легче, чем смотреть его фильмы. Соответственно, нет ничего более отвратительного, чем человек, который снимает фильмы ужасов.
*********************************************************************************************На самом деле это, разумеется, не так. Если бы авторы кинокошмаров были похожи на собственных персонажей, то мало кому из них удалось бы снять больше одного фильма — помешали бы или психиатры, или полицейские. А между тем именно в этом жанре немало живых классиков, которые сняли по десять — пятнадцать картин и продолжают активно работать. Самым удачливым из них, пожалуй, можно признать Уэсли Крейвена — режиссера, который тринадцать лет назад показал всему миру, как именно надо пугать зрителя, сняв самый первый «Кошмар на улице Вязов».
Конечно, есть режиссеры, снимавшие чаще но в мире киноужасов еще никому не удавалось заработать столько, сколько собрали фильмы Крейвена.
Этот респектабельный 58-летний джентльмен живет в соответствии с четким расписанием: по субботам он играет в гольф в загородном клубе, воскресенья проводит с семьей, с понедельника по среду изучает новые сценарии, а в четвepг и пятницу общается с прессой. Он терпеть не может романы Стивена Кинга, предпочитая читать «что-нибудь научное: книги по геологии, физике, биологии, астрономии, биохимии». Свой распорядок он нарушает только во время съемок, которые, впрочем, Крейвен тоже производит строго по графику. Он терпеть не может беспорядок и педагогические ассоциации. Но когда мне удалось связаться с Крейвеном с помощью Internet, я с удивлением обнаружил, что этот человек совсем не такой монстр и зануда, каким его принято представлять.
