Николай Чадович - Первые шаги по Тропе: Злой Котел
Я свою часть договора выполнил, а значит, имею полное право на билет первого класса хоть на край света. Уверен, что хуже, чем здесь, даже в аду не будет! Надоело мне все, а в особенности падающие с неба светила…
В поисках Рябого я вдоль и поперек обошел весь поселок, наведался во все жилища, не пропустил ни одной раздачи пищи, но мои усилия оказались тщетными. Он как сквозь землю провалился! Наводить справки у тенетников было бесполезно – на подобные темы они с чужаками не разговаривали.
А встретил я его совершенно случайно, уже почти утратив веру в удачу. Загляделся на летунов, возвращавшихся из очередного путешествия, – и сразу приметил среди них хорошо знакомую фигуру.
Выглядел Рябой усталым, как никогда, и сразу накинулся на меня:
– Мы отыскали дом, о котором ты говорил. Никаких доказательств проживания там Поводыря обнаружить не удалось. Вокруг много следов вредоносцев, среди которых встречаются и твои. Не берусь судить, был ли ты там один или вместе с ними.
– Это надо понимать так, что меня подозревают в сотрудничестве с врагами? – мне оставалось лишь картинно возмущаться, ибо других доказательств своей верности я не имел.
– Это никак не надо понимать. Мы не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть твоих сведений. Одни только необоснованные подозрения еще не повод для обвинений. Хотя твое отношение к Поводырю вызывает возмущение у всех сестробратьев. Это то же самое, что объявить Светоч навозной кучей.
– Если не желаете верить фактам, верьте в легенду, придуманную вами самими. Только до добра это не доведет.
– Не тебе судить нас. Будь доволен и тем, что мы не судим тебя.
– Еще бы вам меня судить! Да я ради ваших интересов чуть жизни не лишился.
– Кто это может подтвердить?
– А разве вы в доме никого не застали? – уж если кто и знал о всех моих злоключениях, так только одно яйцо, впоследствии превратившееся в принцессу.
– И да, и нет, – Рябой замялся. – Произошла какая-то загадочная история. Мы уже собирались покинуть дом, как, откуда ни возьмись, появилось странное существо. Сначала я принял его за ту самую тирумаль, что была доставлена в Ясмень для твоего развлечения и впоследствии стала жертвой вредоносцев. Я даже попытался заговорить с ней, но она внезапно превратилась в страшилище, один вид которого заставил большинство сестробратьев обратиться в бегство. Пережитые нами чувства нельзя описать. Ты поймешь их лишь тогда, когда сам столкнешься с олицетворением всего мирового ужаса.
– Зря вы испугались, – сказал я, а про себя подумал: молодец малышка, умеет пустить пыль в глаза. – Это был всего лишь бестелесный призрак, которых в тех краях водится немало. Они страшны, но не опасны. По сути, это тот же кошмарный сон или горячечный бред, только он является нам наяву.
– Не состоят ли тамошние призраки в союзе с вредоносцами? – на полном серьезе поинтересовался Рябой.
– Нет, этим порождениям потустороннего мира одинаково ненавистны все живые существа.
– Первый раз слышу о чем-то подобном, – Рябой испытующе глянул на меня. – Неужели я обманулся, приняв пустое место за свирепое страшилище?
– Вот именно. Мы оба обманулись. Ты с призраком, а я с твоими обещаниями. Согласно уговору, мне уже давно пора покинуть Ясмень.
– Я помню уговор. И сделаю все от меня зависящее, чтобы исполнить его. Но это случится не раньше, чем мы окончательно удостоверимся в правоте твоих слов. А вдруг Поводырь вредоносцев жив-здоров и скоро объявится нам на погибель?
– Сколько же времени понадобится вам, чтобы докопаться до истины? И возможно ли такое вообще?
– Полагаю, что возможно. Все разрешится довольно скоро. В случае благоприятного исхода ты убедишься и в нашей щедрости, и в нашем умении держать слово. А пока потерпи. Когда будет нужно, я сам позову тебя.
С этого самого момента меня повсюду сопровождали два неразговорчивых тенетника, глаза и иглы которых всегда были настороже. Таким образом, за мной было установлено наружное наблюдение, причем открытое. Ни сбежать, ни улететь, ни даже утопиться я теперь не мог.
Неблагодарный все же народ эти тенетники. Если поставить их на одну доску с вредоносцами, то еще неизвестно, кто кого перевесит. Хотя не следует забывать о том, что в критериях зла один такой довесок, как прытники, потянет на сто пудов.
Светоч продолжал понемногу опускаться (какая, спрашивается, сила вообще удерживала его на весу?), и жара чуть спала, поскольку большая часть теплового излучения сейчас устремлялась в небо. По степи мела настоящая поземка, уносившая к эпицентру грядущей катастрофы (а что та рано или поздно случится, я не сомневался), бурую труху, прежде бывшую сочной травой и пышными цветами.
Своим видом нынешний Светоч весьма напоминал классический ядерный гриб, по неведомой причине остановившийся в своем скором и гибельном развитии. Основанием ему, как и положено, служил сгусток ослепительного света. Ножкой – стремительно вращающаяся воронка падающих туч. Шляпкой – мутное, неспокойное небо, как бы стягивающееся со всех сторон в единую точку.
Это грандиозное зрелище рождало не восторг, а тревогу, которую нельзя было назвать душераздирающей только в силу ее затяжного характера. Беда неотвратимо приближалась, и тайная надежда – авось пронесет, – сменялась почти открытой мольбой: уж скорее бы!
Тенетники продолжали совершать регулярные полеты, благо постепенно усиливающийся ветер способствовал этому, но почти вся добыча исчезала в башнях. Паек сестробратьев скудел раз от раза.
Большую часть времени я проводил на дне котловины, почти не покидая озерцо, что весьма не нравилось моим конвоирам, с предубеждением относившимся как к огню, так и к воде. Дабы позлить их, я иногда нарочно брызгался и швырялся грязью.
Однажды, намереваясь принять со скуки очередную ванну, я обратил внимание на то, что поверхность озерца, обычно спокойная, покрылась мелкой рябью, как это бывает, например в тазу, если его интенсивно трясти из стороны в сторону.
Заподозрив неладное, я приложил ухо к земле, успевшей окаменеть даже здесь, в постоянной тени, и ощутил частые подземные толчки, напоминавшие даже не судороги, а смертную дрожь. Ясмень ходил ходуном, и, похоже, этого не ощущали одни только тенетники.
Я уже собрался сказать им пару ласковых слов, вроде: «Спасайтесь, кто может!» – как земля, находившаяся в полуметре от моего лица, вдруг нанесла по нему сокрушительный удар. Искры, брызнувшие из глаз, можно было считать салютом в честь начала катастрофы.
А потом сбесившиеся твердь и хлябь взяли меня в такой крутой оборот, что я ощутил себя пшеничным зернышком, угодившим в кованые жернова.
