Олег Дивов - Русская Арктика 2050 (сборник)
Ситников кричит:
– Ничего! Товарищ капитан третьего ранга, ерунда, маненько в плечо зацепило… Ничего, товарищ капитан, я стоять могу…
И тут прямо по курсу железный зверь рыкнул протяжно. Шутихин поднял бинокль. Есть! Врезал Птахин! Ну, молодец!
Тяжелый стомиллиметровый снаряд, взрыв которого на суше танки переворачивает, въехал в маленькую надстройку охотника и размазал ее, как масло по хлебу.
Немец – мужчина серьезный. Врезали ему так, что другой бы отвернул, но фашист прет дальше, и уж очень он близко. Крепок, зараза. И ведь, гад, даже огня не прекратил. Заткнулся бы уже, положительно!
Пули барабанят по звонкому металлу «эски». Р-рах! Вражеский снаряд рванул в десяти метрах от мостика. Старпом падает, как подкошенный. Матрос Деев из расчета сорокапятки воет, зажимая рану в бедре.
Вспышка! Огненный цветок распускается на левом борту охотника. Немец на полном ходу зарывается носом в волну. Бег его, гибельный и неотвратимый, останавливается. Готов, страшилка. Сейчас в потрохах у него ад.
Птахин кладет в немца еще один снаряд, еще и еще.
И вот уже водяная глотка втянула в себя всю носовую часть фашиста аж по самую орудийную установку. Пара минут, и со дном поцелуется, коршун. Положительно!
Шутихин ловит в оптику немецкий транспорт. А ведь герр большой Фриц, пожалуй, не так далеко ушел, пока они тут с охотником на кулаках мерились.
– Отставить огонь по охотнику! Перенести огонь на транспорт! Дистанция…
Кто-то тронул его за ногу.
– Сам… о… са… – Ситников лежал, лицо белое, кровь идет из плеча и еще из правого бока. И все пытался сказать что-то, но уж очень тихо. Сил, видно, никаких у него нет.
Шутихин наклонился.
– Что тебе, Ситников?
– Са… Са… молет на де… на девять часов…
Шутихин поднял бинокль. М-мать! Уже пикирует!
– Орудийные расчеты, ко мне! Срочное погружение!
И он сбрасывает раненого Ситникова вниз, потом и сам летит, птахинская задница сбивает с него фуражку… вода морская падает на плечи, на руки… люк! люк задраить!
Шутихин скатывается в центральный пост, сверху хряпается на него Птахин, а больше никто не успел.
Дуг-г! Дуг-г!
Два громадных молота обрушиваются сверху на «эску».
Всех, кто стоял в центральном посту, сбило с ног. Всех, кто лежал, подбросило в воздух.
«Бомбы, гнида, сбросил… Теперь конец подлодке… положительно…» – успел подумать Шутихин, падая в беспамятство.
11 сентября 2026 года, Большой Соловецкий остров, озеро Средний Перт
Когда входишь на лодке в канал между озером Средний Перт и Орловым Круглым озером, тебе, иной раз, страсть как мешает отбойная волна. Бог весть, отчего так происходит, но… это уж как повезет: то ли войдешь в канал спокойно и без хлопот, то ли придется побороться с силой воды.
Лодку Ситникова четыре раза выбрасывало из канала. Он заходил и так, и этак, но течение его заворачивало. Упарился. Плюнул, вынул деревянные весла из уключин, положил первое на дно лодки, а вторым начал отталкиваться от булыжника, которым когда-то трудолюбивые монахи выстлали земляной желоб канала.
И пошло. Трудно, правда. Все время лодка пыталась развернуться и побежать назад. Но Ситников не давал ей сделать это. Минут через десять он все-таки прорезал гладь Орлова Круглого, отер пот со лба и выдул полбутылки воды.
Здесь вечная тишь. Даже птицы не кричат. Люди, города, суета, нервы, драки, глупости – все это очень далеко, так далеко, что, возможно, их просто не существует. Никакой цивилизации, никаких заводов, никаких офисов, никаких толп. Ничего, сделанного из пластика. Ничего, пахнущего бензином.
Только тишь. Только березы, бросающие осенние червонцы в мягкое зеркало коричневатых торфянистых вод. Только седые ели. Только валуны, поросшие мхом. Только вечный ветер поет вечный вдох.
И еще Бог, до которого на Соловках на тысячу шагов ближе. Его дыхание согревает твои волосы. Его пальцы ерошат макушки деревьев.
Здесь вечная тишь.
Она всегда тут была. И сто лет назад, и двести, и пятьсот, когда святой Филипп в лоскутной монашеской ряске так же, как ты, отталкивался шестом и плыл под небесно-золотой аркой сентября.
Когда-то отец катал Ситникова на лодочке по соловецким каналам. Когда-нибудь он привезет сюда сына.
18 июня 1944 года. У входа в Конгс-фьорд
«Пять человек погибло на мостике и у орудий… – считал Шутихин свои потери. – Носовой торпедный отсек затоплен, там в живых не осталось никого. В кормовом торпедном отсеке матрос Шайхутдинов размозжил голову о переборку, когда нас трясло, мертв. Рулевой-горизонтальщик боцман Котов валяется едва живой с переломом двух ребер. То ли даже трех. У штурмана Осокина сломана левая рука, у политрука – челюсть. Ситников вон стонет…»
Капитан прислушался. Ситников не стонал, а тихонько молился своему святому. Какому-то Филиппу, хрен его знает. Хорошо, что политруку не до того, иначе сделал бы из Ситникова сухофрукт – за несознательность и для порядка. Ладно, пусть бормочет, если дозовется своего Филиппа – самое то, им теперь никакая помощь не помешает.
Кок Гусев, он же по боевой готовности санитар, перевязывает Ситникова.
Лодка искалечена. Полно дыр в легком корпусе, большая дыра – в прочном, там, где теперь царство мертвых, которые раньше числились торпедистами первого отсека. Уходя от бомбовой атаки, «эска» ударилась о грунт, и там, разумеется, были камни. Это для полного счастья, положительно. Теперь лодка идет с дифферентом в пять градусов на нос и выпрямляться не желает. Повреждены балластные цистерны, лопнули три бака аккумуляторной батареи в четвертом отсеке. Старая трещина в масляной магистрали увеличилась вдвое. Топливная цистерна номер два, роднуля, кажется, расходится по шву, и соляр упрямо стремится в аккумуляторную яму. Какие ароматы стоят! Хоть святых выноси. Зенитному перископу конец. Гирокомпас… работает… хрен знает, как он работает.
Плюс ко всему половина команды выведена из строя.
А немец не верит, что они мертвы. Немец не отцепляется. Акустик третий раз ловит шумы по левому борту и разрывы глубинных бомб, правда, на изрядной дистанции. Щелкает гидролокатор, щелкает, собака, не унимается.
Поэтому всплывать нельзя. Никак нельзя всплывать, положительно. Всплывешь, и фриц тебя живо обует в белые тапочки.
Шутихин знал, что его «эска» легко протянет под водой 12 часов. Если начать регенерацию воздуха и запустить кислородные баллоны – 72 часа. Это, конечно, самый лучший вариант, можно сказать, идеальный вариант, а с такой химической вонью ничего подобного им не светит. Положительно. Но пока им лучше всего висеть, застопорив машины, над грунтом, молчать и хорониться от врага так долго, как только можно.
