Пол Андерсон - Мы выбираем звезды
«И когда Он снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе, как бы на полчаса».[128]
Фарвег доставил подруг в заповедник Треворроу. По-прежнему молча, они сошли с бегущей дорожки. Здесь тоже были люди – гуляли по двое, по трое. Ну и что, что солнце и небо, ветры и облака искусственные, подумала Кира, что простор всего-навсего иллюзия; зато листва, цветы и птицы – настоящие, и этого вполне достаточно.
На Дереве никого не оказалось. Быть может, оно пробуждало слишком сильные чувства… Кира и Эйко поднялись на третью площадку, прошли вдоль тянувшейся почти строго горизонтально ветви и перебрались на другую платформу, на которой стояли скамейки.
Со всех сторон, куда ни посмотри, колыхалась завеса из темно-зеленых игл, шелестевшая на ветру. Сквозь нее модою было различить землю и небосвод. От коры Дерева, неожиданно мягкой, если к ней прикоснуться, исходил смолистый запах. Мимо пролетел дрозд.
Подруги сели на скамейку, лицом к лицу. Дыхание Эйко, сбившееся во время подъема, вновь стало ровным. Она поймала взгляд Киры и улыбнулась – как мать улыбается больному ребенку.
– Теперь мы можем поговорить.
– Gracias, – отозвалась Кира, отводя взгляд. – Не знаю, право, стоит ли даже начинать. По-моему, пустая трата времени.
– Нет, – возразила Эйко, – ничего подобного. Разговор поможет нам понять друг друга. Быть может, совместными усилиями мы что-нибудь придумаем. Тебя ведь беспокоит будущее «Файербола», так?
– Так, – кивнула Кира. – Ты права, мне просто необходимо выговориться. То, что произошло недавно, еще не кризис, а его предвестие. Самое страшное впереди, и я не знаю, уцелеет ли «Файербол». Твой отец разбирается в политике. Чего ожидает он?
– Он говорит, что возмущение действиями компании будет нарастать, – ответила Эйко ровным голосом. – Гатри-сан показал Земле, на что мы способны, и земляне до смерти перепугались, а страх порождает ненависть.
– Но у нас не было выбора! – воскликнула Кира. – Или был?
– Вы остались верны себе…
– Gracias, – пробормотала девушка. – Ничего другого ты сказать не могла.
– …как Тайра,[129] – закончила Эйко.
– Кто? – Кира моргнула.
– Или как сиу и конфедераты;[130] эти примеры тебе, наверно, ближе. Все они победили, но в конечном итоге оказались побежденными. – Эйко вздохнула. – Все течет, все меняется. Где теперь Минамото.[131]
– Мы можем сражаться, можем поставить Землю на колени! Можем, но не будем, – прибавила Кира. – Черт побери, по крайней мере, я не буду. Я не могу убивать людей, и плевать мне на присягу! Знаешь, что сказал Гатри? «Нам придется стать государством – непонятно, ради чего?»
– Мне кажется, он будет тянуть время – вести переговоры, торговаться…
– Безусловно, – согласилась Кира. Она ссутулилась, оперлась локтями на колени и уставилась себе под ноги. – Но объясни мне, ради чего?
– Не знаю, – призналась Эйко. Некоторое время она молчала, потом похлопала подругу по плечу и сказала: – Честно говоря, у меня возникла на этот счет одна идея – вполне возможно, сумасбродная, но я все равно хочу ею с тобой поделиться.
– Валяй, – буркнула Кира, подняв голову.
– Федерация попытается подчинить себе «Файербол» и Луну. Те, естественно, будут сопротивляться. Чья возьмет, предугадать трудно, однако мой отец считает, что верх одержит Федерация. Ты спросишь, почему? Потому, что «Файербол», как всем нам хочется, откажется от насилия. – Эйко сделала паузу. – Но даже если компания останется частной, а Луна сохранит независимость, прежний порядок вещей уже не восстановить, сколько ни старайся. Своими действиями «Файербол» изменил многое, в том числе себя.
– Социальная и технологическая эволюция, – проговорила Кира. – Вселенная мутирует, люди теряют почву под ногами…
– Можно найти иную вселенную.
– Что? – Кира изумленно уставилась на подругу.
– Не пугайся, – усмехнулась та. – Я всего лишь имела в виду другие планеты.
– Эйко, ты предлагаешь нам покинуть Землю? По-твоему, мы согласимся?
– Я знаю, улететь смогут далеко не все. На всех просто не хватит кораблей. Значит, улетят те, кто искренне этого хочет.
– Во имя Маккамона, куда они улетят? Назови мне хоть одну похожую на Землю планету.
Голые скалы, подумала Кира, пустыни, жара, словно в печи крематория, ледяной холод, смертоносная радиация, воздух, которым невозможно дышать, либо полное отсутствие атмосферы… Необыкновенная красота и великолепие, Божий дар, неисчерпаемые запасы сырья, открытие которых избавило Землю от горькой участи превратиться в мертвую планету… «А Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову».[132] Разумеется, можно основать очередную колонию на Марсе, на спутнике или на астероиде, но что толку? Можно забраться в облако Оорта, достичь края галактики, откуда Солнце представляется не более чем яркой звездой, но и там рассчитывать особенно не на что.
– К альфе Центавра. На планету под названием Деметра.
– А я-то думала, что с фантазиями насчет Деметры покончено! – воскликнула Кира, пораженная тем, что услышала нечто подобное от Эйко. – Бессмысленная, безнадежная затея. Да, Деметра обитаема, но местные формы жизни только-только выбрались из моря. Что касается суши, по сравнению с ней самая бесплодная пустыня Земли покажется райским садом.
– Ничего, переселенцы наверняка справятся. Тем интереснее.
– Ну да… Ты ведь примерно представляешь, во что обойдется переселение, так? Или не представляешь? «Файербол» просто-напросто обанкротится!
– Что ж, зато не будет погони.
– Ладно, переселимся, а что дальше? Через тысячу лет планета погибнет.
Кире вспомнилась компьютерная модель созвездия Центавра. Две звезды, что вращаются друг возле друга… Нет, система сложнее. Вдалеке сверкает проксима – красный карлик, который можно не принимать в расчет. Альфа – большая звезда, светит приблизительно в половину яркости Солнца, а бета, еще менее яркая, имеет при себе одну-единственную планету, поскольку альфа похитила у нее Фаэтон. У самой альфы три планеты, на ближайшей из которых, Деметре, существует жизнь.
Как немногочисленны миры, про которые можно сказать то же самое! В незапамятные времена, до того, как ее уничтожил космический холод, жизнь существовала на Марсе. На Деметре она возникла значительно позже – когда альфа стала горячее и растопила ледники планеты, превратив их в океаны. Но и здесь она обречена на скорую – по масштабам космоса – гибель.
Альфа способна удерживать при себе планеты на расстоянии большем, чем от Земли до Солнца, где-то в два с половиной раза. Притяжение беты слабее; между звездами находится нечто вроде «запретной зоны», где искажается любая орбита, где носятся, словно обезумевшие, астероиды. В эту зону около миллиарда лет назад угодил Фаэтон, после чего его орбита с каждым оборотом становилась все менее стабильной; наконец альфа отобрала Фаэтон у беты, и тот начал вращаться вокруг более крупной звезды по непостоянной эллиптической орбите, которая раз за разом пересекалась в узловых точках с орбитой Деметры (вот почему люди назвали последнюю именно так, а ни как иначе. Правда, со временем выяснилось, что название, оказывается, куда символичнее[133]).
Вычислить орбиту Фаэтона более чем на пять-десять тысяч лет вперед не представлялось возможным; впрочем, в том не было необходимости. Сомневаться не приходилось – через тысячелетие с небольшим Фаэтон врежется в Деметру.
– А другие планеты с кислородной атмосферой слишком далеко, – продолжала Кира. – Все переселенцы умрут во время путешествия. Да и альфа Центавра не близко, до нее пока добирались лишь роботы и модули. Допустим, мы туда прилетели. И что? Нет уж, лично я предпочитаю оставаться на Земле.
Кире казалось, она свыклась с тем, что во вселенной жизнь – штука чрезвычайно редкая, по сути дела, случайная. Сейчас девушка вдруг поняла, что по-прежнему не хочет с этим соглашаться.
– У переселенцев будет тысяча лет, – проговорила Эйко. – Если не они, то их потомки наверняка переживут нынешнее общественное устройство. Все столько раз изменится…
– Извини, – сказала Кира, – я не хотела… – Как ни странно, на лице Эйко была написана не обида, а сочувствие. – Понимаешь, я вся издергалась. Но… Неужели ты серьезно?
– Отчасти, – улыбнулась Эйко. – Так сказать, фантазирую в свое удовольствие.
– Bueno… Фантазия, конечно, замечательная. За тысячу лет колония и впрямь сумеет чего-то добиться. Но ради чего, Эйко, ради чего?
– Ради себя, – отозвалась Эйко, глядя на колышущуюся зеленую завесу. – Часто, когда я забиралась на Дерево, мне в голову приходили разные мысли насчет эволюции. Биологи утверждают, что она не имеет цели и смысла, что она слепа как крот – и прекрасна как радуга. Но вообрази, Кира: морская пена превращается в цветки вишни, в тигров, в детей, которые видят радугу и восторгаются ею…
