Рэй Олдридж - Механический Орфей
Мрачные красные стены туннелей мерцали тончайшими переливами. Они были прекрасны, как опал на свету. Темнота боковых туннелей казалась бархатной, полной скрытых тайн и возможностей — добрых и злых. Но равно увлекательных. Разведчик посмотрел на свои руки, обтянутые броней, и поразился красоте мертвого металла. Огоньки боеготовности оружия посверкивали, словно маленькие драгоценности. Очаровательный голубой свет играл на дуле огнемета. Только генш как будто совсем не переменился. Его отвратительная приземистая фигура была самым уродливым элементом во внезапном великолепии, заполнившем туннель. Даже в фактуре мусора и отбросов проступила загадочность и значительность форм и цвета — и все это переливалось необычайным богатством красок.
— Ты в состоянии идти дальше? — спросил генш, и Руиз очнулся с ощущением, что время неотвратимо бежит.
— Да, конечно, — ответил он и настроил канал связи на клона Низы.
— Ты здесь? — спросил он.
— Я здесь, — немедленно ответила она. Голос ее, всегда такой милый, теперь казался несказанно сладкой музыкой, какой ему и не приходилось слышать. Он почувствовал, как глаза застилают слезы.
Разведчик покачал головой, зажмурился и заставил свой мозг работать в заданном направлении.
— Слушай. Я открыл вентиляторы. Теперь я полностью завишу от твоих глаз. Ты должна говорить мне, что правда, а что нет. Если ты увидишь, что я веду себя неправильно или неадекватно, скажи мне, что показывает тебе камера, поскольку я, скорее всего, буду видеть что-то, чего в действительности не существует. Может быть, материализуются мои страхи и кошмары. Может, мне будут показаны такие вещи, которые генши считают истинными. Может, они спроецируют мне в мозг их собственное — принципиально иное — видение себя и своих слуг. Может, мне покажут события, которые когда-то произошли в этих коридорах, некоторые — очень давно. Понимаешь?
— Да.
— Хорошо. Записывай все на пленку, но ничего не передавай наружу, пока я тебе не скажу.
Наступила пауза, и Руиз представил себе, как она советуется с техниками «Глубокого сердца», дабы убедиться, что его просьба выполнима.
— Хорошо, я сделаю, как ты сказал, — раздался ее голос.
Руиз хотел было глубоко вздохнуть, но не стал поддаваться искушению и последовал дальше за геншем. Тот вел его прочь от населенных туннелей, по извилистым проходам, полным древностей и странных вещей. Красная биолюминесценция в этих туннелях как будто закончилась, погасла, словно организмы, которые давали свет, питаясь вонью отбросов, умерли с голоду. В некоторых местах генш шел менее уверенно, как будто феромонная сеть была нарушена. Человек время от времени вдыхал чистый воздух, и голова чуть прояснялась.
Они пришли к тому месту, где потолок уходил вверх, а туннель расширялся, превращаясь в огромный зал. Бывший агент понял, что видит перед собой ряды темного и мрачного амфитеатра. Скамьи были обращены к его дальней стороне. Руиз прищурил глаза, пытаясь разглядеть угадывающийся в глубине огромный зловещий силуэт.
Неожиданно он заметил, что с обеих сторон что-то происходит: движение, шорохи и мягкие шаги, вздохи людей, которые пытаются затаить дыхание, но оно все равно слышно — ведь не могут же они совсем не дышать. Бросив взгляд на уходящие вверх ряды скамей, разведчик увидел, что и там движутся сотни силуэтов и теней. Он остановился и присел, взяв оружие наизготовку.
— Кто они? — Голос его дрогнул.
Генш остановился, его зрительные пятна слились в один большой глаз, который уставился на человека.
— Тут никого нет, Руиз Ав.
— Я тоже никого не вижу, — заметила копия Низы.
Бывший агент медленно выпрямился… Но иллюзия того, что в пещере вместе с ним присутствует огромная толпа, не оставляла его.
— Что это за место? — спросил он генша.
— Это место, где родился Механический Орфей, — ответил тот.
Руиз сделал шаг вперед. В дальнем конце пещеры зеленый свет как будто собирался в слизистые комки, в которых постепенно проступали очертания какого-то массивного предмета.
Машина была высокой, как если бы четыре человека встали друг на друга, и примерно десять метров в ширину. Черты нарисованного на передней панели огромного и страшного лица жили независимой жизнью, пульсируя отдельно друг от друга, как будто между ними не было согласия. Сперва Руиз не понял, что происходит. Но на какое-то мгновение движение замерло, и он осознал выражение этого лица — хитрое и коварное безумие.
Придвинувшись ближе, разведчик увидел, откуда исходит движение. Передняя панель Орфея представляла собой мешанину ног, рук и торсов, все они были соединены вместе и образовывали жуткие черты. Тут и там под омерзительной коркой плоти проглядывал блестящий металл.
То, что Руиз сперва принял за морщины, оказалось просто просветами между частями тел. В узоре, который они образовывали, присутствовала своеобразная система. В нем не было ничего случайного и уродливого, что так отличало прислужников геншей. По мере приближения к машине человек начинал понимать логику этого узора. Скулы состояли из узловатых сплетений рук, мышцы которых нервно подергивались. Лоб — из гладких тонких линий женских ног. Глаза, собранные из тысяч настоящих глаз, напоминали рисунок пуантилиста: светло-голубые составляли белок, а черные — зрачок. Каждый из них жил отдельной жизнью, от чего мутилось в голове. Безгубый рот, зубами в котором служили покачивающиеся в каком-то противоестественном экстазе белокурые детские головки, зиял отвратительной ухмылкой: Там и сям гигантское лицо украшали заплаты из кожи геншей, с торчащими сенсорными пучками.
Руиз почувствовал себя невероятно скверно, будто сраженный неизвестной болезнью. При виде Механического Орфея возникало одно желание — немедленно его уничтожить. Каким образом он прожил столько столетий? Непостижимо. Кто мог создать такое?
Наверное, человек заговорил вслух, потому что генш ответил своим похожим на шелест голосом:
— Религиозный порыв — тот аспект человеческого поведения, который я не могу и даже не пытаюсь понять. Когда мы впервые осознали, что Суук становится миром людей, мы забрали с поверхности несколько человеческих существ, чтобы превратить их в своих слуг. Но несчастные сделались жертвами всяческих маний. В своей религиозной попытке создать бога — киборга, который сочетал бы в себе одновременно черты и генша, и человека, они, надо сказать, до какой-то степени преуспели. Сотворить кумира! Мы анализировали это событие и пришли к выводу, что им не дано было осознать невозможность синтеза человека и генша. Поэтому у них и получилось. Здесь они создали Орфея, здесь начали ему поклоняться.
