Ян Вайсс - В стране наших внуков
С неослабевающим вниманием сестры следили за необыкновенной судьбой Яна. Отъезд в Одессу, неожиданно вспыхнувшая надежда, а потом отчаянная борьба за его глаза. Казалось, вся земля принимала участие в этой борьбе за то, чтобы Ян видел. Можно было подумать, что у людей на свете нет других забот, как только вернуть зрение одному человеку.
После долгих лет попыток и неудач общими усилиями избранного коллектива специалистов, приглашенных со всех концов света, все же удалось вернуть ему зрение. Ян видел! И то, что он увидел, он выразил в своей симфонии.
- На два миллиона человек - и только три концерта! - возмущалась Гана.Это же бесчеловечно! Это - вызов обществу! Это - оскорбление для Драги!
Пани Гана старшая примирительно улыбнулась.
- Ну что ж, сядем к телевизору, как и остальные, кому не достанется билетов...
- Но я, я должна с ним поговорить! - воскликнула Гана.
- И я тоже! - добавила Аня так громко, что пани Гана посмотрела на нее с удивлением.
- Тогда,- вспоминала о прошлом Ганичка,мы чем-то обидели его. Но кто из нас и чем? Это известно только звездам! Тебе, Аня, он не захотел подать руки, ты помнишь!
Глаза у Анички наполнились слезами, как будто это случилось вчера, а не двенадцать лет назад.
- Зачем ты напоминаешь мне об этом?
- А почему ты сердишься? Разве ты сидела тогда с ним рядом?
И они одновременно посмотрели на Яну, так же, как и когда-то: Ганичка испытующе, из-под длинных ресниц, а Аня - недоуменно, широко, открыв глаза.
- Тебе нечего ему сказать, сестра? - спросила у Яны Гана, а в ее словах слышалось другое: почему же ты молчишь? Почему наконец не произнесешь облегчающее слово?
Яничка покраснела. Уже давно надо было сбросить с себя это ненужное бремя, рассказать сестрам о своем прегрешении в детстве - они посмеялись бы над ним в три голоса; ведь чем дальше, тем дороже и желаннее становились воспоминания о Яне. Проходили годы - и Яне казалось, что ее проступок бледнеет и что вообще уже не стоит говорить о нем. Но, как ни странно, получилось совсем обратное! Она сказала неуверенно:
- О многом мне хотелось бы сказать ему,потом быстро добавила, как бы желая избежать неприятного вопроса:-А, впрочем, я думаю, что Ян сам пригласит нас...
Аничка устремила на Яну полный зачарованного удивления взгляд.
- Ты думаешь?
- Ну, конечно, - ответила она. - Ему будет любопытно посмотреть, какими мы стали...
- Он уже давно забыл нас! - сказала Аня, растягивая слово "давно" прерывистым вздохом сожаления.
- Не забыл! - уверенно проговорила Гана.
- Почему?
- Потому что мы тогда обидели его - такие вещи не забываются! Он должен наконец сказать нам, кто из нас это сделал и чем, собственно, мы обидели его...
- Я его обидела! - вдруг закричала Яна и, зарывшись в подушки, горько заплакала. - Да! Да! Это была я! - рыдала она.- Я обманывала, скрывала и теперь заслуживаю наказания! Пусть меня отправят в лечебницу, только, пожалуйста, не мучайте меня больше!
Обе сестры разом бросились к ней и стали ее утешать. Аня вытирала ей слезы платочком.
- Ну, наконец она выскочила - эта противная, черная заноза, вонзившаяся в сердце...
- Ах ты, великая грешница! Как ты могла молчать так долго! - целовала ее Ганичка.
- Я все время собиралась, всю жизнь собиралась сказать вам это, дорогие сестренки! Но у меня не хватало смелости, я. трусиха, боялась сказать, что я лгунья. Двенадцать лет лгунья! Что теперь будет со мной?
- Теперь готовься! В наказание тебе будут рвать зубы! Двенадцать зубов, за каждый год по зубу,- смеялась Гана.
- Ой, ой, ой! Я выхожу замуж, пожалейте меня!..
Они стали шутить, стали смеяться - да, они простили ей, все было забыто.
Яна не ошиблась - сестры получили приглашение на концерт. На билетах, в уголке каждого из них, было карандашом написано: Гана, Яна, Аня.
На четвертом стояло: Для пани Ганы от Бедржишки.
Взмах дирижерской палочки: "Начинаем!" - и вoрота открылись. Один за другим пробуждаются дремавшие инструменты. Все присутствующие на концерте знают о судьбе Яна. С затаенным дыханием они вслушиваются в задумчивое повествование альтов о первых шагах ребенка в мире, в котором погасли все огни и где не светит солнце.
Первая часть симфонии рассказывает о блужданиях слепого мальчика в темноте, как в заколдованном кругу. Но эта тьма добрая, ее не нужно бояться.
Всегда где-то поблизости в нужную минуту раздается нежный голос, который зовется "мать". Этот голос можно даже ощутить, он теплый и мягкий, он может взять тебя на руки. Если ты его позовешь, он моментально откуда-то отзывается. Если ты идешь, он превращается в руку, которая ведет тебя в темноте; в нее можно броситься - с тобой ничего не случится, темнота расступится, темнота не причинит зла...
Но уже в первой части проскальзывают нотки странного, зловещего предчувствия. Тревога все возрастает по мере того, как мальчик растет.
И вдруг она прорывается в трагическое, потрясшее все его существо сознание, что где-то есть солнце, что мир полон света и красок, что темноты нет, что темнота только в нем и вокруг него. А потом наступает период мучительного умственного созревания, возмущения и примирения и, наконец, страшное умудрение ребенка.
В начале второй части раздается детский голосок флейты - такой наивный и радостный, он долго шаловливо порхает и спрашивает, а другой, немного задумчивый голос ему отвечает. Гана мечтательно улыбается далекому прошлому. Первый голосок - это, очевидно, ее голос. Ведь вся эта часть называется "Три голоса", но с тем же успехом ее можно было бы назвать "Три сестры". Кто мог предполагать тогда, что они оставят в его жизни такой глубокий след? С трепещущим сердцем вслушивалась Гана в музыку давней встречи.
Вдруг она вспомнила, как тогда невольно обидела его, как проскользнула у него под рукой, когда он протягивал ей красный пион, как она крикнула ему: "Ну-ка, поймай меня!.." Теперь она сгорала от стыда, кровь бросилась ей в лицо. Да, он вправе обвинять и жаловаться, вот сейчас, сейчас, наверное, прозвучит обида слепого мальчика - все повернутся к ней в недоумении: что ты наделала, как ты могла!.. И Гана, покраснев до корней волос, сожмется и заплачет...
Но ничего похожего не прозвучало, оба голоса - его и ее - переплетаются в щебетании флейт, дружно разговаривают, шаловливо поддразнивая друг друга. Ганичка в душе ликовала: "Простил! Простил!" Затем к ее голосочку присоединились два других. Сидя между Яной и Аней, Гана почувствовала, как с двух сторон они пожимают ей руки. Она ответила таким же пожатием - сестры поняли друг друга...
Три ручейка, пробившись из одного источника, радостно запели, перекликаясь, сливаясь воедино, такие одинаковые и в то же время все разные. Три голоса, три оттенка, три мотива: Ганин - серьезный и рассудительный, Янин - шаловливый и, наконец, Анин - тонкий и нежный; в нем, как эхо, прозвучала "Колыбельная", которую Аня тогда пела ему во время их посещения о звезды на небе, как давно это было!
