Кирилл Бенедиктов - Штормовое предупреждение (Сборник)
Огромным усилием воли, скрипя зубами и вцепившись ногтями в камень, я прорвался сквозь пелену грез и увидел себя, прислонившегося к стене подземелья, обессилевшего и готового идти дальше, к страшному завершению Пути Богов. И в тот короткий миг, когда я увидел свои руки — в действительности, а не во сне, — я изо всей силы вцепился зубами в левое запястье. А потом и в правое.
Это было больно, и это помогло. Исчез сводчатый зал и металлический трон. С трудом, будто преодолевая сопротивление воды, я повернулся и побежал наверх, к выходу, цепляясь за веревку. Несколько раз я спотыкался и падал, больно разбивая колени. Через несколько минут коридор вновь начал терять свои очертания, и сквозь голый камень стало просвечивать причудливое кружево нечеловеческой архитектуры. Тогда я остановился, разбил «глаза» противогаза о стену, выбрал самый длинный и острый осколок и полоснул им по ранам. Боль плеснула в мозг кипящим маслом. Я торжествующе захохотал и двинулся к выходу по спиралью закрученной дороге, время от времени кромсая свои руки осколком стекла. Так я поднялся еще на несколько ярусов. И вот, когда я уже совсем было решил, что одержал победу над засевшей в глубине амфитеатра тварью, она нанесла удар.
На этот раз все произошло в какую-то долю секунды. Я перестал чувствовать боль в руках, меня как будто оглушило чем-то теплым и мягким, и я погрузился в еще один, последний сон Дома Грез — сон, в котором, как и было мне обещано, распахнулись двери, ведущие в прошлое и будущее, и в котором я увидел, кем и для каких целей был построен в безлюдных горах гигантский подземный амфитеатр, увидел всю свою жизнь после посещения Terra del Suenos, вплоть до нашего с вами разговора сегодняшней ночью… И сон этот был так крепок, что ни зубы, ни стекла мне уже не помогли.
Очнулся я у вертолета. Хорхе, прилетевший, как и было условлено, через два дня, обнаружил следы моего лагеря на площадке, и спустился к амфитеатру. Он нашел веревку, потянул за нее и понял, что к другому ее концу привязано нечто очень тяжелое. Еще бы — она была обмотана у меня вокруг пояса. Тогда он спустился на два яруса — я, к счастью, уже довольно далеко успел заползти, — наткнулся на меня и на руках вынес наверх. Как ему это удалось — не знаю: он был ниже меня на две головы и килограммов на десять легче. Со мной не было ни винтовки, ни противогаза, ни видеокамеры — только погасший фонарь, что, кстати, очень странно, так как его аккумуляторы были заряжены под завязку. Сам я оброс двухнедельной щетиной, да к тому же заметно отощал. Потом мне пришлось долго восстанавливать силы в лучшей клинике страны, и почти все прошло бесследно — кроме вот этих шрамов.
4
Кто-то медленно закатывал рукава рубашки, открывая все новые и новые рубцы, уходившие от запястий к локтям. Я не понимал, кто это делает — то ли высокий худой мужчина с короткой трубкой в зубах, то ли бледный испуганный человек, чье лицо я только что видел напротив. Только что — потому что стоило рассказчику замолчать, бледное лицо стремительно надвинулось, становясь огромным, и остановившиеся глаза распахнулись еще шире, будто впуская в себя. Я снова был собой и снова смотрел на клиента своими собственными глазами. В голове гудело — то ли от выпитого, то ли оттого, что на протяжении последних минут я жил его воспоминаниями. Может быть, он и рта не раскрыл, а просто высосал мое сознание, словно коктейль через трубочку, покатал у себя в мозгу и выплюнул обратно. Дрожащей рукой я поднял бокал ко рту и сделал большой глоток. Стало немного легче.
— Безобразные шрамы, не правда ли? — клиент смотрел на меня в упор, не улыбаясь. — Мало кто может спокойно на них смотреть. Хотя, согласитесь, не так уж мало людей носят на себе всевозможные отметины, и далеко не всех это портит. Но здесь — другое дело.
— Не понимаю вас, — с трудом проговорил я.
— Помните, я говорил вам: мост между двумя мирами, цивилизации, приходящие из ниоткуда и уходящие в никуда… Дверь древнего знания, захлопнувшаяся тысячелетия назад, и судорожные, почти бессмысленные попытки приоткрыть ее вновь: пейотль, кока, ритуальные камлания… А теперь представьте себе, что человек, прошедший по Пути Богов, приобретает способность проходить сквозь эту дверь без всяких ненужных приспособлений. Какие невероятные, с точки зрения человека нашей культуры, возможности открываются перед ним! Прозрения прошлого и будущего, влияние на глубинные процессы, изменяющие лицо мира… То, что я продемонстрировал вам — превращение субстанций, перемещение восприятия, — детские игрушки по сравнению с истинной магией. И горько сознавать, что ничтожные обитатели плоской вселенной даже такое безобидное волшебство воспринимают как посягательство на устои их мироздания. Почему-то принято считать, что люди подсознательно верят в чудеса. Если бы это было так! Люди панически боятся всего, что не вписывается в их картину мира, чего они не могут понять. Наиболее прагматичные из них, правда, стремятся использовать в своих целях даже непонятное. Но уж если использовать у них по какой-то причине не получается — они из кожи вон вылезут, чтобы это уничтожить.
Он замолчал и некоторое время молча курил. Потом протянул руку, залез ко мне в карман пиджака, проворно расстегнул пуговицу и извлек коробочку с капсулами метацианида.
— Там, в Доме Грез, я действительно видел всю свою жизнь, — сказал он, вытряхивая на ладонь несколько капсул. — Вплоть до нашего с вами разговора сегодня. Видел и то, что случится потом…
Он поднял на меня холодные, будто прозрачный кристалл, глаза.
— Я знаю, кто вы. Знаю, кто вас послал. Говоря по правде, если бы я был человеком, то мне вряд ли удалось бы сдержаться — я не слишком жалую представителей вашей профессии. На ваше счастье, магам на людские игры плевать.
Изрезанное шрамами запястье дернулось, и три белых шарика исчезли у клиента во рту.
— Смотрите, смотрите, старина. Может быть, это поможет вам поверить.
Я почувствовал, что меня начинает трясти. Нервы у меня действительно крепкие, но всему бывает предел.
— Зачем?.. — едва слышно прошептал я, но он услышал — видно, и вправду знал наш разговор наизусть.
— Зачем? Вспомните, что я рассказывал вам с божестве амфитеатра. Могущество в обмен на жертву — вот закон Пути Богов. Могущество, как вы могли уже заметить, присутствует. А это значит, что жертва была принесена.
Он вдруг заговорил быстро, будто боялся, что нам помешают — боялся совершенно напрасно, потому что зал «Тропиканы» к этому часу уже почти опустел. Но он все равно спешил.
— Двадцать лет я живу в картонном мире. Двадцать лет я переставляю декорации, как мне вздумается, играю с куклами из папье-маше, дергаю за бороду режиссера. Меня занимают вопросы, о которых вы, обитатели картонного мира, даже представления не имеете. Иногда вы пытаетесь меня убить — вот как сейчас. Представьте, что на вас охотятся нарисованные человечки из комиксов — разозлились, что вы отказались, к примеру, покрасить их солнце в синий цвет, и объявили вам войну. Машут нарисованными пистолетиками, трясут нарисованными кулачками… Скучно все это, господи, до чего все это скучно…
