Альфред Бестер - Одинокий Адам
Ласковым голосом, с обезоруживающей улыбкой Бентон сказал Дорке:
— Надо полагать, ваш Фрэйзер, рассчитывая на более близкие сроки, исходил из того, что появятся более крупные и быстроходные звездолеты, чем известные ему. Тут он чуть-чуть просчитался. Звездолеты действительно стали крупнее, но их скорость почти не изменилась.
— Неужели? — Весь вид Дорки показывал, что скорость космических кораблей не имеет никакого отношения к тому, что его угнетает. В его вежливом «Неужели?» отсутствовало удивление, отсутствовала заинтересованность.
— Они могли бы двигаться гораздо быстрее, — продолжал Бентон, — если бы мы удовольствовались чрезвычайно низкими запасами прочности, принятыми во времена Фрэйзера. Но эпоха лозунга «Смерть или слава» давно миновала. В наши дни уже не строят гробов для самоубийц. От светила к светилу мы добираемся в целом виде и в чистом белье.
Всем троим было ясно, что Дорке до этого нет дела. Он был поглощен чем-то совершенно другим. И его спутники тоже. Приязнь, скованная смутным страхом. Предчувствие дружбы, скрытое под черной пеленой сомнений. Туземцы напоминали детей, которым до смерти хочется погладить неведомого зверя, но страшно: вдруг укусит!
До того очевидно было общее отношение к пришельцам и до того оно противоречило ожидаемому, что Бентон невольно попытался найти логическое объяснение. Он ломал себе голову так и этак, пока его внезапно не осенила мысль: может быть, Фрэйзер — до сих пор единственный землянин, известный туземцам, — рассорился с хозяевами планеты, после того как переслал свой отчет? Наверное, были разногласия, резкие слова, угрозы и в конце концов вооруженный конфликт между этими меднокожими и видавшим виды землянином. Наверняка Фрэйзер отчаянно сопротивлялся и на целых триста лет поразил их удачной конструкцией и смертоносной силой земного оружия.
По тому же или подобному пути шли, должно быть, мысли Стива Рэндла, потому что он вдруг выпалил, обращаясь к Дорке:
— Как умер Фрэйзер?
— Когда Сэмюэл Фрэйзер нашел нас, он был не молод. Он сказал, что мы будем его последним приключением, так как пора уже пускать корни. И вот он остался с нами и жил среди нас до старости, а потом стал немощен и в нем угасла последняя искра жизни. Мы сожгли его тело, как он просил.
— Ага! — сказал Рэндл обескураженно. Ему в голову не пришло спросить, отчего Фрэйзер не искал прибежища на своей родной планете — Земле. Всем известно, что давно распущенный Корпус Астроразведчиков состоял исключительно из убежденных одиночек.
— Еще до смерти Фрэйзера мы расплавили и использовали металл корабля, — продолжал Дорка, — Когда он умер, мы перенесли все, что было в корабле, в храм; там же находится посмертная маска Фрэйзера, его бюст работы лучшего нашего скульптора и портрет в натуральную величину, написанный самым талантливым художником. Все эти реликвии целы, в Тафло их берегут и почитают. — Он обвел взглядом всех троих астронавтов и спокойно прибавил: — Не хотите ли пойти посмотреть?
Нельзя было придумать более невинный вопрос и задать его более кротким тоном; тем не менее у Бентона появилось странное чувство, словно где-то под ногами разверзлась вырытая для него яма. Это чувство усиливалось из-за того, что меднокожие ждали ответа с плохо скрытым нетерпением.
— Не хотите ли пойти посмотреть?
«Заходи, красотка, в гости», — мухе говорил паук.
Инстинкт, чувство самосохранения, интуиция — как ни называй — нечто заставило Бентона зевнуть, потянуться и ответить усталым голосом:
— С огромным удовольствием, но мы проделали долгий-предолгий путь и здорово измотались. Ночь спокойного сна — и мы переродимся. Что, если завтра с утра?
Дорка поспешил рассыпаться в извинениях.
— Простите меня. Мы навязали вам свое общество, не успели вы появиться. Пожалуйста, извините нас. Мы так давно ждали, только поэтому и не подумали…
— Совершенно не в чем извиняться, — заверил его Бентон, тщетно пытаясь примирить свою инстинктивную настороженность с искренним, трогательным огорчением Дорки. — Все равно мы бы не легли, пока не установили с вами контакт. Не могли бы глаз сомкнуть. Как видите, ваш приход избавил нас от многих хлопот.
Чуть успокоенный, но все еще пристыженный тем, что он считал недостатком такта, Дорка вышел в шлюзовую камеру и увел за собою спутников.
— Мы оставим вас, чтобы вы отдохнули и выспались, и я сам позабочусь, чтобы вам никто не досаждал. Утром мы вернемся и отведем вас в город. — Он опять обвел всех троих испытующим взглядом. — И покажем Храм Фрэйзера.
Он удалился. Закрылась шлюзовая камера. А в голове у Бентона звенели колокола тревоги.
Присев на краю пульта управления, Джо Гибберт растирал себе уши и разглагольствовал:
— Чего я терпеть не могу, так это торжественных приемов: громогласные приветствия и трубный рев массовых оркестров меня просто оглушают. Почему бы не вести себя сдержанно, не разговаривать тихим голосом и не пригласить нас в мавзолей или куда-нибудь в этом роде?
Стив Рэндл нахмурился и серьезно ответил:
— Тут что-то нечисто. У них был такой вид, точно они с, надеждой приветствуют богатого дядюшку, больного оспой. Хотят, чтобы их упомянули в завещании, но не хотят остаться рябыми. — Он посмотрел на Бентона, — А ты как думаешь, грязнуля небритый?
— Я побреюсь, когда нахальный ворюга вернет мне бритву. И я не собираюсь думать, пока не соберу нужных данных. — Открыв замаскированную нишу чуть пониже кнопки, Бентон вынул оттуда шлем из платиновой сетки, от которого отходил тонкий кабель. — Эти-то данные я сейчас и усвою.
Он закрепил на себе шлем, тщательно поправил его, включил какие-то приборы в нише, откинулся на спинку кресла и, казалось, погрузился в транс. Остальные заинтересованно наблюдали. Бентон сидел молча, прикрыв глаза, и на его худощавом лице попеременно отражались самые разнообразные чувства. Наконец, он снял шлем, уложил на место, в тайник.
— Ну? — нетерпеливо сказал Рэндл.
— Полоса частот его мозга совпадает с нашими, и приемник без труда уловил волны мыслей, — провозгласил Бентон. — Все воспроизведено в точности, но… прямо не знаю.
— Вот это осведомленность, — съязвил Гибберт. — Он не знает!
Не обратив внимания, Бентон продолжал:
— Все сводится к тому, что туземцы еще не решили, любить ли нас или убить.
— Что? — Стив Рэндл встал в воинственную позу, — А с какой стати им убивать нас? Мы ведь не сделали им ничего плохого.
— Мысли Дорки рассказали нам многое, но не все. В частности, рассказали, что с годами Фрэйзера почитали все больше и больше, и в конце концов это почитание переросло чуть ли не в религию. Чуть ли, но не совсем. Как единственный пришелец из другого мира, он стал самой выдающейся личностью в их истории, понимаете?
