Уильям Голдинг - Повелитель мух. Бог-скорпион (сборник)
Снова лязг.
Из склада потекло масло, загораясь на воде. Шеренги заволокло толстой пеленой черного дыма.
– Видишь, как переплетается комическое и трагическое, – тихо сказал Император полковнику. – Людям следовало бы гасить пожар.
Полковник отвел глаза от кончика носа и посмотрел прямо перед собой.
– У меня приказ, Император.
– Очень хорошо. Ну что, мой солдат, нравится тебе в армии? Она сделала из тебя мужчину?
Лязг.
Император обратился к воину по правую руку от упавшего.
– Дисциплина – это замечательно.
– Простите, Император?
– Не обращай внимания, я только что изрек очередной перл.
Мимо проплывала бесконечная вереница опаленных кораблей. Оркестр заглушал голоса на палубах, но, судя по искаженным лицам, люди кричали нечто очень важное. «Амфитрита» и императорская баржа почти соприкасались бортами.
– Скажи мне, сержант, если я прикажу: «Направо, шагом марш!», ты повинуешься?
Сержанта – старого, закаленного солдата с обветренным лицом – просто так было не пронять. Его трофей был дороже всех трофеев на причале вместе взятых, и при этом помещался в мешочек под нагрудником. Впрочем, сержант все равно обливался потом.
– В полном облачении, Кесарь? – Он бросил быстрый взгляд в сторону и вниз. – С радостью.
В глазах Императора появился задумчивый блеск, вызванный чем-то другим, помимо дыма и пота.
– Повелитель! Кесарь!
Крик принадлежал полковнику. Его меч дрожал; вены вздулись, опутывая шею, как ветви плюща. Император с безмятежной улыбкой двинулся дальше. Казалось, он идет сквозь туннель под огромными мешками, в задымленном воздухе, под взглядом выпученных глаз. В строю то тут, то там зияли дыры – там, где избранные воины Постума сомлели во время смотра. За Императором следовала скромная свита – полковник, Мамиллий и Фанокл. Панический рев над городом, портом и кораблями время от времени разбавлял металлический лязг падающих легионеров.
Боевые корабли выходили за ворота порта и скрывались в жарком мареве, а мелкие судна пытались вернуться обратно. «Амфитрита» вращалась медленнее. По мере того как жар вокруг котла нарастал, корабль, неуклюже шлепая колесами, двигался вперед. Правда, лопасти так щедро зачерпывали воду, что она гасила огонь, вновь тормозя продвижение. «Амфитрита» шла рывками, по замысловатой и непредсказуемой траектории, все глубже ввинчиваясь в воду.
Оркестр продолжал играть.
Лязг. Лязг. Лязг.
Музыканты маршировали туда и обратно между редеющими шеренгами. «Дозор на Рейне», «Выход гладиаторов», «Оборона стены», фрагменты из «Сожжения Рима» и «Юношей, которых мы покинули». На берегу горели дома; белье на веревках вспыхивало ярко, как корабельные снасти; от горящего на складах вина поднималось яркое пламя; зато зерно только морщилось и коптило.
– А теперь, – сказал Император, – я желаю обратиться к солдатам. – Он поднялся на стену порта и стал обмахиваться веером. – Полковник, постройте людей.
Из последних сил играл оркестр, пылал город, «Амфитрита» с шипением уходила под воду, горожане удирали от пожара на открытую местность. Вокруг царили смятение и хаос, возникшие как будто по велению равнодушного божества.
Лязг.
– … тем сильнее я вами гордился. Во времена упадка и разложения вы сохранили тот самый дух, который делал Рим великим. Вы не задаете вопросов, вы подчиняетесь голосу повелителя…
Стоя у подножия стены, Мамиллий наблюдал за тенями Императора и полковника. Одна из них плавно покачивалась взад-вперед.
– Под палящим солнцем, под гнетом шестидесяти четырех фунтов груза, удерживая на плечах тяжелые плоды ваших усилий, вы выстояли, повинуясь приказу. Именно такими должны быть наши воины.
Глядя перед собой, Мамиллий стал понемногу отходить в сторону. Вскоре он затерялся среди женщин, в обширной тени метательной машины.
– … корабли, горящие на ваших глазах. Город, опустошенный безжалостным пламенем. Здравый смысл требовал, чтобы вы гасили пожар. Простая человечность, не ведающая дисциплины, шептала, что женщины и дети, старики и больные нуждаются в вашей помощи. Но вы солдаты, и у вас есть приказ. Рим может гордиться…
Мамиллий исчез. Женщины расположились между шеренгами легионеров и туннелем. Полковник понял, что ничего не видит, кроме двух своих мечей, почему-то уплывающих вдаль. Пытаясь их удержать, он положил левую руку под правое запястье.
Император стал вспоминать страницы из римской истории.
Ромул и Рем.
Лязг.
Манлий. Гораций. Знаменосец девятого легиона.
Лязг.
Император углубился в историю расширения Империи, перечисляя истинные мужские доблести, которые олицетворяли легионеры. Кратко обрисовал историю Греции и ее упадок, упомянул и нерадивых египтян.
Лязг. Снова лязг.
Неожиданно раздался громкий всплеск, и полковник пропал со стены. Груз доспехов оказался фатальным.
Император рассуждал о боевых наградах.
Лязг.
В мареве вдруг возникла императорская баржа – примерно в полумиле от порта. Она размеренно и неторопливо шла на веслах к воротам.
Герб легиона.
Лязг.
Честь легиона.
Критическая точка, из которой нет возврата, была достигнута. Сначала три человека упали Императору под ноги. Волна тошноты прокатилась по рядам, и легионеры один за другим стали проваливаться в спасительное беспамятство. Вскоре на краю причала лежала сотня беспомощных воинов и музыканты, не слышащие ничего, кроме стука своих самоотверженных сердец. Император окинул их сочувственным взглядом.
– Самосохранение.
Из туннеля выскочил Мамиллий, а следом императорская гвардия – не менее двух дюжин солдат, свежих после сна в тенистом саду и готовых размять мускулы. Мамиллий размахивал мечом, напевая леденящую кровь партию хора из «Семерых из Фив» и стараясь шагать в ритм. Одновременно императорская баржа с глухим стуком пришвартовалась к причалу, и оттуда выбрался Постум, грязный, растрепанный и взбешенный. Императорские стражи разорвали строй и бросились ему наперерез. Он отшвырнул двоих и с диким ревом ринулся на Мамиллия, обнажив меч. Тот застыл, как вкопанный, и вместо греческого вспомнил от волнения родной язык.
– Pax[6]!..
Постум занес меч. Император зажмурился, но, услышав громкий звон металла, открыл глаза. Постум отчаянно боролся с налетевшими стражами. Мамиллий, пошатываясь, ходил по кругу, безуспешно пытаясь сдвинуть шлем с глаз.
– Постум, скотина! Теперь у меня голова будет болеть!
Император сошел со стены.
– Что за человека Постум привел с собой на барже?
Офицер гвардии отдал салют.
– Заключенного, Император. Судя по виду, раба.
Император постучал пальцем по ладони второй руки.