Артур Порджес - Трудная задача. Сборник научно-фантастических произведений
— Julio Gomes, senor. Рог que, рог favor? Quo pasa?[9]
Он ничуть не испугался.
— Nueva York, отдел здравоохранения, — повторил адмирал, — con su permiso.[10]
Он взял руки Гомеса в свои и, сделав вид, что изучает их, стал неодобрительно покачивать головой и цокать языком. Затем решительно произнес:
— Vamanos, Julio. Siemento mucho. Usted esta muy enfermo.[11]
И тут заговорили все разом: женщине не понравилось вторжение в ее заведение, повар был недоволен потерей мойщика посуды.
Адмирал встретил нападение во всеоружии и не остался в долгу. Через пять минут мы при всеобщем молчании вывели Гомеса из закусочной. Миловидная девушка, сидевшая за кассой, была едва жива от страха.
— Хулио… — испуганно сказала она, когда мы проходили, но он, казалось, не слышал.
Мы ехали к Фоли-сквер. Гомес в машине сидел спокойно; на его губах играла слабая улыбка, а глаза были устремлены куда-то вдаль, за тысячи километров от нас. Адмирал восседал рядом с ним, всем своим видом показывая, что ни о каких вопросах с моей стороны не может быть и речи.
Когда мы вышли из машины у Федерального управления, Гомес удивился:
— Это… Разве это больница?
Ему никто не ответил. Мы окружили его плотным кольцом, открыли перед ним дверь лифта. Согласитесь, идти вот так, словно под конвоем, это кого угодно может вывести из равновесия — ведь у каждого из нас совесть хоть чуточку в чем-то нечиста. Но этот парнишка, казалось, не понимал ничего. Я решил про себя, что он просто чокнутый или… У меня в голове снова промелькнула шальная мысль.
На стеклянной двери было написано: «Комиссия по атомной энергии США. Отдел безопасности и разведки». Появление адмирала и всех нас подействовало на сидевших в комнате, будто удар грома. Мак-Дональд, согнав начальника, уселся в его кресло, а Гомеса поместил напротив себя.
И началось!
Адмирал вытащил письмо и спросил по-английски:
— Это письмо тебе знакомо?
— Si, seguro.[12] Я написал его на прошлой неделе. Вот смешно-то как. Значит, я не болен, как вы сказали там, да?
Казалось, он вздохнул с облегчением.
— Нет. Где ты раздобыл эти уравнения?
Гомес с гордостью ответил:
— Я их вывел.
Адмирал презрительно хмыкнул:
— Мне время дорого, парень. Откуда у тебя эти уравнения?
Гомес забеспокоился.
— Вы не имеете права говорить, что я вру, — сказал он. — Я не такой умный, как ваши знаменитые ученые, seguro, могу делать ошибки. Пусть я отнимаю время у profesor Сухарман, но он нет право меня арестовать.
Адмиралу вся эта история начинала надоедать.
— Ну, тогда скажи, как ты вывел эти уравнения.
— Ладно, — хмуро сказал Гомес. — Вы знаете, что Оппенгейм пять лет назад рассчитал случайное блуждание нейтрона в матричной механике, так, да? Я преобразовал эти уравнения от вида, предсказывающего траекторию, к виду, определяющему поперечное сечение, и проинтегрировал по поглощающей поверхности. Это дает ряд и и ряд V. Отсюда легко получить зависимость и-V. Не так?
Все с тем же скучающим видом адмирал спросил:
— Успели записать?
Я заметил, что один из его молодчиков стал стенографировать.
— Так точно, — сказал он.
Затем адмирал поднял трубку телефона.
— Говорит Мак-Дональд. Мне нужен доктор Майнз из Брукхейвенской лаборатории. Срочно. — Он обратился к Гомесу: — Доктор Майнз возглавляет отдел теоретической физики в Комиссии по атомной энергии. Я сейчас спрошу его, что он думает по поводу твоих уравнений. Полагаю, он сразу выведет тебя на чистую воду со всей этой болтовней. Тогда уж тебе придется признаться, откуда ты взял эти уравнения.
Гомес, казалось, совершенно перестал понимать, что от него хотят. Между тем адмирал говорил в трубку:
— Доктор Майпз? Это адмирал Мак-Дональд из Службы безопасности. Мне хотелось бы узнать ваше мнение вот о чем. — Он нетерпеливо щелкнул пальцами, и ему подали блокнот со стенографической записью.
— Некто сказал мне, что ему удалось получить одно отношение, — и он стал медленно читать, — взяв случайное блуждание нейтрона, рассчитанное в матричной механике Оппенгеймером, преобразовав его от вида, предсказывающего траекторию, к виду, определяющему поперечное сечение, и проинтегрировав по поглощающей поверхности.
В комнате стояла тишина, я ясно слышал возбужденный голос на другом конце провода. Тем временем все лицо адмирала от бровей до шеи медленно наливалось кровью. Голос в трубке умолк, и после долгой паузы адмирал ответил очень медленно и мягко:
— Нет, это не Ферми и не Сциллард. Я не имею права сказать, кто. Не могли бы вы безотлагательно прибыть в Федеральное управление безопасности в Нью-Йорке. Мне… мне необходима ваша помощь.
Он устало повесил трубку и с крайне удрученным видом вышел из комнаты.
Его молодчики смотрели друг на друга с неподдельным удивлением. Один сказал:
— Пять лет я…
— Молчи, — оборвал его другой, глазами показывая на меня.
Гомес спросил с интересом:
— Что тут все-таки происходит? Странно все это, а?
— Не бойся, малыш, — успокоил его я, — похоже, что тебе удастся выпутаться.
— Молчать! — накинулся на меня охранник, и мне только и оставалось, что заткнуться.
Через некоторое время принесли кофе и бутерброды, и мы принялись за еду. И еще через какоето время вошел адмирал в сопровождении доктора Майнза, седовласого морщинистого янки из Коннектикута.
— Мистер Гомес, — начал Майнз с места в карьер, — адмирал сказал мне, что вы либо превосходно обученный русский шпион, либо феноменальный атомный физик-самоучка.
— Россия?! — заорал Гомес. — Он сошел с ума! Я американский гражданин Соединенных Штатов.
— Возможно, — согласился доктор Майнз. — Адмирал также сказал, что вы считаете зависимость и-V очевидной. Я бы назвал это глубоким проникновением в теорию непрерывных дробей и умножения комплексных чисел.
Гомес попытался что-то ответить, но язык его не слушался. Когда он смог наконец выговорить: «Рог favor, можно мне лист бумаги?» глаза его буквально сияли.
Ему дали стопку бумаги, и пошло, и пошлоЦелых два часа Гомес и Майнз что-то непрерывно писали и говорили, говорили и писали. Майнз снял сначала пиджак, потом жилет, затем галстук. Бьюсь об заклад, что факт нашего присутствия едва ли доходил до его сознания. Что касается Гомеса, то он казался еще более отрешенным. Он не снимал пиджака, жилета и галстука. Но для него просто ничего не существовало, кроме этого скоростного обмена идеями посредством формул и кратких ясных математических терминов. Доктор Майнз вертелся в своем кресле как юла; иногда его голос просто звенел от возбуждения. Гомес сидел тихонечко и все время что-то писал, приговаривая ровным, низким голосом и глядя прямо на доктора Майнза. Наконец Майнз выпрямился, встал и сказал;
